Тихий гул принтера нарушил его размышления. Доктор Марин резко развернулся в кресле навстречу источнику шума.
Она вернулась. Лабораторный халат скрывал стройное, сильное тело, хотя этот досадный факт до известной степени уравновешивался тем, как белая ткань разительно контрастировала со струящимися по спине девушки черными волосами. Сегодня на девушке были джинсы и серые теннисные туфли.
В самом начале она редко приходила по субботам. Но теперь он пользовался любым предлогом, чтобы вызвать ее, — данные, которые надо собрать, проблемы с компьютером, срочная памятка, которую необходимо напечатать и разослать адресатам. Все, что угодно, лишь бы снова видеть ее на фоне пустынной лаборатории. Вдвоем, наедине…
— Я уже почти закончила, доктор Марин, — пропела девушка, соблазнительно оглядываясь через плечо. — Положить вам на стол?
— Нет, Синтия, я возьму оттуда.
Он наблюдал, как она плавно шагает к нему. Легкая, почти первобытная грация ее походки лишь подчеркивалась всей окружавшей девушку современнейшей технологией.
Несмотря на неординарный ум Синтии, суровая правда заключалась в том, что она была еще слишком молода и неопытна, чтобы работать ассистенткой доктора Марина, и это время от времени разочаровывало. Но такие мелкие неприятности меркли на фоне всех преимуществ, что даровала ее молодость. Эта маленькая идеальная грудь, мускулистые ноги, плоский живот. Все лишь слегка обрисовано и никогда не является взору полностью, скрывается порхающим вокруг тела халатиком.
Он взял у нее распечатку, вслушиваясь в легкий звук, с каким бумага скользнула по гладкой коже.
— Еще что-нибудь, доктор?
Девушка отступила на полшага назад. И эти полшага вновь показали ему близость конца.
Когда он взял Синтию на работу, она благоговела перед ним. И со временем он имел возможность наблюдать, как благоговение сменяется влечением, почти влюбленностью. Эта стадия достигла своего апогея месяцев шесть назад: мимолетные, вовсе не необходимые по работе прикосновения, едва заметная застенчивость, смущение, когда она знала, что он смотрит на нее, неловкие попытки завязать разговор, когда сказать, в общем, и нечего.
Теперь все эти сигналы исчезли, сменившись смутной нервозностью. Марин сильно подозревал, что она сама не знает, почему и отчего это произошло. Скорее всего дело тут в знаменитой женской интуиции. И это его тревожило. Хотя все же и приводило в восторг, возбуждало.
— Еще пара мелочей, Синтия, — промолвил он, не желая отпускать ее так рано. — Я…
Механическое жужжание телефона прервало его. Ассистентка сняла трубку:
— Кабинет доктора Марина… Да, он здесь… Хорошо, сэр, я ему передам.
— Мне звонили? — спросил Марин, когда она положила трубку.
— Генерал Прайс хочет видеть вас, доктор.
Он с насмешливой важностью покачал головой:
— Великолепно! Надеюсь, встреча будет стоить того, чтобы убить на нее остаток дня.
Девушка улыбнулась, но слабо и неискренне, лишь из вежливости.
— Ну ладно. — Марин встал с кресла и неохотно зашагал к двери. — Вот что я вам скажу — на сегодня тогда довольно. Идите и хорошенько развлекитесь. Увидимся утром в понедельник.
Марин не припоминал, чтобы когда-либо прежде видел приемную Ричарда Прайса пустой. Обычно она была битком набита бюрократическими трутнями, смиренно ожидающими аудиенции у своего владыки. Сегодня же отсутствовала даже высохшая старая секретарша, столь ревностно охранявшая покой хозяина.
— Прямо-таки странно видеть вас здесь, Ричард. Разве вам не полагалось бы проводить время с любимой и замечательной семьей?
Прайс выглядел как обычно: серый костюм, красный галстук, белая сорочка. Люди вроде него жить не могут без униформы — не одной, так другой. В ней они чувствуют себя в безопасности, как часть чего-то целого. И черпают в том свою властность.
— Садитесь, доктор.
В приглашении эта самая властность как раз и звучала, хотя Прайсу еще хватало ума не пережимать. Марин кивнул в знак согласия и присел, предоставляя Прайсу иллюзию контроля над ситуацией. Он очень рассчитывал, что встреча выйдет в худшем случае весьма интересной, в лучшем же — крайне занимательной.
Несколько мгновений Прайс сидел молча, не глядя на Марина. И наконец заговорил:
— Вы не придерживаетесь нашего соглашения.
Марин никогда не мог до конца определиться, кто внушает ему большее отвращение. Политики с их тщательно спланированным ханжеством или солдафоны с ханжеством спонтанновозмущенным? Он позволил себе отобразить на лице намек на улыбку. Они не говорили на эту тему почти десять лет. Прайсу нравилось делать вид, будто всего этого просто не существует, будто он — истинный патриот. Без сомнения, старый святоша ночи напролет философствовал на темы «нужд многих», «допустимых потерь» и прочих клише, коими ему подобные прикрывают свои амбиции.
— Мы не можем позволить более никаких несанкционированных действий.
— Несанкционированные действия, — негромко повторил Марин. Слова эти слетали с языка так отстраненно, так безлично и малозначаще.
Генерал Прайс все же посмотрел прямо на него, упершись ладонями в стол, словно готовясь отразить воображаемую атаку.
— Доктор, это не игра. Мы с вами пришли к соглашению, и вы дали слово чести, что будете выполнять его.
Чести!
— Действуя у нас за спиной, — продолжал Прайс, — вы поставили нас в трудное положение. Один раз заставили форсировать события. Во второй едва не погубили и нас, и себя.
Все это было очень тонко, но сочетание тона и выбранных выражений таило в себе угрозу. Прекрасная и, судя по всему, шустрая Куинн Барри все еще не попалась в руки Брэда Лоуэлла и его банды подхалимов. Ну разумеется, Марин все про нее знал. Провозившись столько времени с системой коммуникаций Прайса, он все про всех знал. Знал, что она получила досье на пятерых из числа его молодых женщин, что она обнаружила внесенные «СТД» поправки к CODIS, что она спаслась от бездарных и неуклюжих попыток Лоуэлла ее захватить — и не один раз, а целых два.
Нельзя было выбрать более подходящего времени. Марин от души надеялся, что еще получит возможность встретиться с этой молодой женщиной, прежде чем дело дойдет до финала.
— Разве мы не обеспечивали вас всем, чего вы просили? — осведомился Прайс, так же опираясь о стол. — Разве не давали вам все, в чем вы нуждались?
Марин не ответил. Как мог человек со столь ограниченным интеллектом и воображением хотя бы приблизительно понять? Они не обеспечивали его ничем. Ничем.
Прошло уже более десяти лет, но воспоминания все еще оставались болезненно яркими и живыми. Полиция действовала быстрее, чем он ожидал. Копы нагрянули в его дом, начали задавать вопросы. Поначалу разговоры о Лайзе Иган были достаточно невинными, но скоро приобрели совсем иной характер.