«И писать это дерьмо?»
Она сморщила нос. «Ведь ты за этим и приехал сюда, разве не так? Писать дерьмо… – Он замечает в ее голосе горечь. – Слушай меня внимательно, Роберт. Ты ушел из банка, потому что хотел прославиться…»
«Я оставил банк потому, что устал быть частью преступного предприятия!»
«Ты вовсе не такой уж добродетельный! Ты ушел потому, что расфантазировался и видел себя великим художником или великим неудачником, а теперь пожинаешь непредвиденные плоды своих фантазий, когда тебе приходится делать деньги и спасать свою глупую задницу. Не отпихивай ногами то, что собираешься, нагнувшись, подобрать! – Она смотрит на него с пренебрежением. – Поступай как твой друг Пабло, его никогда не беспокоит, откуда приходят деньги!»
Уотербери совершенно не ожидал от нее такого взрыва и не знает, как относиться к нему, не знает, сарказм это или искреннее сожаление. Он понимает только одно: борющаяся за жизнь Поле́ с негодованием воспринимает саму мысль о такой огромной сумме легких денег. Несмотря на ее уроки танго, разговоры о психиатрической педагогике танца, он не представлял себе, на какие точно деньги она живет. До этого момента он старался обходить этот предмет. «Откуда ты, вообще-то, знаешь Пабло?»
«Он владелец взрослого веб-сайта, а я позировала для картинок. Он приходил посмотреть».
Уотербери никак не ожидал, что она так небрежно признает это, а ее абсолютная непринужденность лишает его дара слова, даже когда от сказанного ею запульсировала кровь между ногами. Пабло начисто отказывался признаться, что участвует в самой порнографии, и, хотя маленькая ложь немного коробит Уотербери, в то же время он не может не чувствовать червячка зависти. «Значит, ты… ты проститутка?»
«Я модель! – с жаром возражает она. – И актриса! И танцовщица! – Она смолкает, потом поднимает брови. – Точно такая же, какой ты писатель».
Ее последние слова сражают его. Ирония Поле́ обычно прямая и адресная, но сейчас он теряется определить, что она хочет сказать. Он пытается скрыть замешательство сигаретой, но ничего не получается. Он заказывает у официанта два кофе и откидывается от квадрата белой скатерти: «Что ты делаешь в Буэнос-Айресе, Поле́? Ты здесь четыре года. Что держит тебя здесь?»
Она делает презрительную гримасу и потом с горечью улыбается: «Это все твое самомнение, Роберт. Ты думаешь, что только у тебя есть воображение».
«Что тебя держит в Буэнос-Айресе?» – снова задает он вопрос.
«Неужели ты не понимаешь? Ведь здесь танго».
Уотербери понимает. Во Франции она просто Поле́, хорошенькая женщина с мышиного цвета волосами и волшебными способностями в танце, который вышел из моды пятьдесят лет назад. Здесь, в Буэнос-Айресе, Поле́ – La Francesa, танцовщица танго, точно так же как он, Уотербери – все еще Роберт Уотербери, североамериканский писатель. Здесь, на земле воспоминаний и иллюзий, они еще могут держаться за последние обрывки своих фантастических мечтаний.
Снова Уотербери провожает француженку до ее дверей и снова останавливается перед входом. «Хочешь выпить перед сном?» – спрашивает она.
Говорят, что хороший брак вызволяет из огня. У человека есть с кем заниматься любовью, он знает, чего хочет, и не нуждается в ритуалах и терзаниях. За восемь лет, прожитых с женой, Уотербери счастливо оберегался от огня, но теперь, когда семья за десять тысяч километров, до него дотягиваются языки пламени, источаемые сверкающей француженкой, которая испепеляет, не сгорая.
А сейчас она ждет, что он ответит, и тени окрашивают в серый цвет ее фарфоровую кожу на лице. Он рисует себе картину, как это будет. Стакан вина и все, что за этим следует, он говорит «да – но нет», и оба смотрят друг на друга с улыбкой, которая показывает, что между ними все понятно. «Ладно, – говорит она. – Я тебя отпускаю».
Нa следующее утро Уотербери садится за работу и пишет первые страницы книги Терезы Кастекс. По его просьбе она дала ему фотографии и рекламные листовки той поры, экземпляр французского «Вога» прошлых десятилетий и прочие мелочи из далеких времен, чтобы он прочувствовал дух эпохи. Он интуитивно улавливает, что Тереза Кастекс хочет переписать свою жизнь, сделав ее более впечатляющей, чем она была на самом деле, самое себя представить гораздо авантюрнее и романтичнее, а своего мужа – возможно, более преданным. Работа не вызывает вдохновения, но к следующей встрече у писателя готовы страниц двадцать текста, и он приносит один экземпляр сеньоре Терезе Кастекс де Пелегрини. У нее сверкают глаза, когда она берет в руки тоненькую пачку бумаги и читает о собственной персоне в названиях глав: ее приключения в Париже, в Буэнос-Айресе, среди городских партизан и жестоких военных. От возбуждения листочки в ее руках дрожат. «Замечательно! – произносит она. – Вы схватили именно то, чего я так искала!» И тут же продолжает свой рассказ об истории богатой женщины и ее мужа.
Марио, как обнаружила женщина по прошествии следующих пяти лет, оказался еще более ловким, чем казался первоначально. Превосходный торговец, да. Он быстро сходился с людьми и подписывал великолепные контракты с военными, с финансовыми институтами и с ведущими компаниями страны. Особое внимание он обращал на средний персонал, на тех безликих людей, которые выписывают спецификации для заявок и готовят контракты и которые всего несколькими строчками мелкого шрифта могут создать подавляющие преимущества или непреодолимые препятствия. Марио был заботлив и благоразумен и никогда не позволял себе забыть, как зовут детей и жен этих людей.
Сеньора де Пелегрини заглядывает через стол в записки Уотербери, который перестал бегать пером по странице. «Вы это не записываете?» – беспокоится она.
«Да нет. Просто очень резко перескакиваем на другую тему».
«О, мы ведь только начинаем, amor. Вы же говорили, что хотите написать триллер, верно?» Она скрещивает руки на груди и, уставившись в пустоту, продолжает излагать свою историю.
Наступил март семьдесят шестого года. Перон умер, его вдова Изабелла кое-как дотягивает последний год своего президентства. Происходит golpe [79] и балом начинают править генералы. Теперь с Северного полушария в страну рекой потекли деньги. Иностранные банкиры охотно раздавали кредиты, будучи совершенно уверены в надежности и платежеспособности должника, потому что в документах, подписывавшихся генералами и их экономическими приспешниками, обеспечением объявлялась вся Аргентина. Райские кущи! Займы гарантируются правительством, обременительное финансовое регулирование либерализовано – лучшего климата для человека с хорошими контактами, который никогда не забывает, как зовут вашу жену, не придумать.
К этому времени Марио приобрел большое влияние. Во многих подразделениях Национального банка и министерства общественных работ у него на содержании негласно находились целые прослойки бюрократии. Когда объявлялся тендер на какой-то проект, Марио немедленно получал семь процентов, и он умел их распределить с наибольшей пользой. А те, кто не принимал приглашения на дружеский ланч с Марио или избегал дружеской беседы с ним за стаканом виски в Жокей-клубе, всегда оказывались на обочине сделки. Марио придумывал хитрые схемы увода денег за границу и возвращения их назад через тайные ответвления его расползающегося вширь бизнеса. Марио захватил контроль над автомобильными грузоперевозками и контейнерными службами. Он приумножал состояние жены, скупая животноводческие хозяйства и мясоперерабатывающие предприятия, перехватывая государственные концессии на управление аэропортами и морскими портами. Чем больше денег он получал, тем больше открывал новых деловых предприятий, а чем больше открывалось их, тем большим количеством контактов обзаводился, а чем больше у него образовывалось контактов, тем больше взяток он мог раздавать. Так у него сложилась обширная империя коррупции, украшенная девочками-красотками, взиравшими на него так, словно он великий человек!