По ахилловому сухожилию пробежала боль. Оно не порвалось, похоже, перебили кость. Потеряв равновесие, Каору повалился наземь. Он успел развернуться и упал боком, даже не почувствовав боли.

Протянув руку, он хотел коснуться жены, но еще быстрее женщину схватили и оттащили в буйно разросшуюся траву трое мужчин.

Собрав последние силы, Каору приподнялся, но его тут же прижали к земле и схватили за волосы. Он не мог пошевелиться и даже оторвать затылок от скалы. Сбоку раздался глухой стук. Ему не следовало туда смотреть, но глаза сами повернулись в ту сторону, откуда раздавался этот звук разбивающейся плоти.

Одно за другим падали маленькие смешные тельца с высоты человеческого роста и разбивались о скалу. Он хотел рвануться к бездыханной дочери, но тело не слушалось. Оно пылало от боли, Каору даже не знал, куда он ранен. Но боль его не волновала, он был готов умереть. Невыносимым было насилие над близкими ему людьми, их безжалостное уничтожение.

Безжизненное тело дочери снова подняли и швырнули на землю, а потом сбросили со скалы.

Что-то отвлекло внимание человека, дважды или трижды ударившего девочку о скалу, он зашел в траву и направился к деревьям.

Он не спешил, и Каору мог проследить его движения. Мужчина сжимал в руках край выбившейся из штанов рубахи. Что это значило? Каору заметил на белой ткани кровавые подтеки. Но на рубашке была не только кровь, на ней висел маленький кусок плоти. Кровь дочери Каору, частица ее тела? Мужчина несколько раз вытер руки о рубашку — так, словно ходить с грязными руками было ниже его достоинства, — и потер их о свои кожаные штаны.

До Каору доносились крики жены. Он понял, что скоро ее приволокут сюда. Но сколько он ни вращал глазами, ему так и не удалось увидеть ее — возможно, мешали заросли травы. Он видел только окруживших ее мужчин, некоторые сидели на корточках, другие стояли. Державший его за волосы сменил руку и еще сильнее оттянул голову Каору назад, теперь лучи достигшего зенита солнца падали Каору прямо на шею. Но кроме солнца был еще источник яркого света. Он перемещался в разные стороны.

В горле забурлило. Каору ощутил, что по груди у него потекло что-то теплое. При этом голова, казалось, откинулась еще сильнее.

Солнце изменило свой цвет, потемнело, все вокруг погрузилось во тьму. Правда, Каору еще мог слышать.

Он слышал крики своей жены. Они походили скорее на смешки, чем на вопли страдания. До момента, когда его покинуло сознание, он все слышал их. Хоть и недолго, но в этом мире он жил с ней. Его собственная смерть и смерть любимого человека наступили одновременно.

6

Каору некоторое время сидел в полной темноте, бессильно откинувшись на спинку стула. Постороннему наблюдателю могло показаться, что он впал в прострацию. То, что испытал сейчас Каору, было не больше не меньше, чем настоящая смерть, хотя его душа и не покидала тело, да и в самом теле никаких изменений не происходило.

Его переживания в момент умирания вовсе не походили на то, что происходит с человеком, теряющим сознание. Чувства были парализованы, но мозг продолжал работать. Сердце остановилось, и последующие ощущения того, как постепенно умирает мозг, как сворачивается время и пространство, длились не больше секунды.

Из тьмы до Каору донесся голос.

— Всё, пошли! — Мужская, грубая, властная речь.

— Вот до чего дошло.

Дело было сделано. Голоса, отдававшиеся эхом, удалялись.

Каору трясло, как при слабом отравлении. Он подскочил на стуле, жадно вдохнул. Тело его выпрямилось, хотя сознание еще не вернулось. Точно так же тонущий человек высовывает лицо на поверхность воды за глотком воздуха. Сорвав с себя шлем, он разве что не швырнул его на стол, затем так же отбросил и перчатки.

Сердце сжалось. Откинувшись на спинку стула, Каору восстановил дыхание. Когда тело начало привыкать к реальности, сердце забилось сильнее. Память была ясной. Воспоминания проступали вплоть до малейших деталей.

Каору почувствовал, что плачет. Волной набежали грусть, страдание, чувства, которые невозможно выразить словами.

Каору рыдал, уронив голову на стол. Он не мог побороть нахлынувшие чувства, убедить себя, что все произошедшее не было реальностью. Плача, он взглянул на часы на руке: с момента, когда он надел шлем, до момента, когда он его снял, прошло всего несколько десятков минут, но это его не утешило. Он не знал, кто и как сотворил мир, в котором он только что побывал, но для Каору то, что он пережил там, не могло пройти без следа. Там он любил женщину, растил детей, воевал за племя, умер. До того мира рукой подать, но ее уже не спасти, любимая была потеряна в тот момент, когда умер и он.

— Раити! — произнес Каору ее имя.

Сколько раз он звал так жену. Они вместе купались в реке. Он до сих пор помнил прикосновение ее кожи.

— Котис! — Так звали дочь. Сколько раз на груди или на спине он носил ее по горам, пока она не научилась ходить.

Как звали дочь и жену, он помнил, а вот собственное имя затерлось у него в памяти. Лица дочери и жены он также отлично помнил, а вот свое едва ли. Предсмертных мучений тоже практически не осталось в памяти. Остались только воспоминания о любимых людях.

Каору встал и подошел к стене, ударился о нее плечом. Стало больно. Чтобы унять боль сердечную, ему захотелось причинить себе боль физическую.

Я должен понять, что же это все значит.

Сколько же раз он так брался рассудительностью побеждать горе!

То, что пережил Каору, вовсе не походило на просмотр фильма. Его мучил один вопрос: невозможно отрицать, что он был в виртуальном пространстве, но как возможно существование такого виртуального пространства, полностью повторяющего реальность?

Петля!

Не является ли это пространство частью «Петли»? Надев такие же шлемы, как тот, который он надевал недавно, задав пространство и время, мы можем оказаться в любом моменте истории «Петли». По отношению к миру «Петли» мы занимаем положение богов, мы можем, используя чувства определенного человека, прожить виртуальную жизнь.

Схемы, воспроизводящие зарождение жизни в «Петле» и различные моменты ее истории, сохранены в голографической памяти исполинского объема. При желании можно будет пронаблюдать за любым моментом истории.

Поэтому Каору и подумал, не в «Петле» ли он только что побывал. Поначалу жизнь в «Петле» существовала в форме РНК, когда появились более совершенные формы, они, вероятно, стали изображаться с помощью компьютерной графики, которая заменила им плоть в разных ее видах.

Испытанные ощущения казались настолько реальными, что от одного только воспоминания у Каору сильнее забилось сердце.

Переживания, связанные с собственной смертью, разлукой, вызвали у Каору непреклонную решимость. Он не может больше никого терять, смерть и разлука в реальном мире наверняка будут еще тяжелей. Второй раз пережить такое, ну уж нет! Он должен понять причину начавшего расползаться по Земле метастазного рака и найти лекарство.