— Я сказала — нет!
Ее сердце сжалось от страха. Она не хотела, чтобы ее дочь трогала это. Она испытывала инстинктивное отвращение к этому странному предмету. Икуко с вожделением посмотрела на сумочку, а потом — в лицо матери. Когда она снова перевела взгляд на сумочку, ее личико сморщилось и она разрыдалась.
Хватит фейерверков. Ёсими взяла дочь за плечи, ласково поглаживая ее, — и они ушли с крыши, затворив за собой дверь. Ничто на земле не заставит ее больше прикоснуться к этой сумочке. Она не понесет ее к консьержу, и она никогда не захочет подниматься на крышу.
Но больше всего на свете она желала бы знать, как такое возможно? Сумочка ведь была уже в мусорном бачке — как же она могла снова оказаться на крыше? Ее голова раскалывалась. «Вернулась на то же место» — это какое-то бессмысленное выражение: как будто сумочка могла действовать самостоятельно.
Вернувшись в свою квартиру, Ёсими попыталась накинуть на дверь цепочку, но оказалось, что пальцы ее не слушаются. Ноги тоже тряслись. Снимая сандалии, она оступилась и уронила ботинки Икуко. Ставя ботики и сандалии на место, Ёсими увидела в лице дочери упрек: она все еще мечтала о сумочке с киской.
* * *
Ёсими первой вылезла из ванны и начала вытираться банным полотенцем. Из ванной доносился приглушенный голос дочери. Ее дочь никогда не выходила из ванны, пока не вытащит все игрушки, с которыми она играла в воде. Кроме того, ее обязанностью было всякий раз после купания вынимать затычку.
Обмотавшись полотенцем, Ёсими подошла к холодильнику и, достав оттуда пакет молока, налила себе стакан. Она взяла за правило — выпивать перед сном стакан молока; это поддерживало регулярную работу кишечника. Она уже допила свой стакан, а Икуко все не показывалась из ванной. Она приоткрыла дверь и уже готова была потребовать, чтобы дочка выбиралась поскорее, когда услышала, что Икуко разговаривает сама с собой. До нее долетали только обрывки слов.
— Вот я... и играю сама... но... зайчик... не такой... это не твой... Ми...
Это «ми», долетевшее до слуха Ёсими, может быть, было частью имени какого-нибудь ее приятеля или подружки. Но ни в детском саду, ни в округе не было ребенка, чье имя начиналось бы так. С кем же воображаемым Икуко вела разговор? В детском саду был мальчик по имени Микихико, но она всегда называла его по фамилии. Ёсими открыла дверь ванной — это был совмещенный санузел, ванная и туалет европейского типа в одном помещении. В кремового цвета ванной плавала в воде мыльница, а из мыльницы торчало скрученное полотенце, которому придана была форма колонны. Оно напоминало придорожные статуи Дзизо, только у этой фигурки голова была наклонена набок. Натерев полотенце мылом и придав ему форму, Икуко, кажется, разговаривала с ним как с товарищем. Из крана в ванну текла струйка, соединявшая кран и поверхность воды так же наподобие колонны. Когда эта водяная колонна задевала мыльницу, та вздрагивала и начинала крутиться.
— Икуко, что ты здесь делаешь? Выходи немедленно!
Икуко, погруженная в воду, сидела спиной к двери и, не оборачиваясь, ответила матери:
— Моя подруга всегда принимает ванну сама. И никогда, никогда не выходит из нее.
Ёсими опять спросила себя, что это, ради всего святого, за подруга.
— Какая разница... Вылезай! — сказала она дочери.
Икуко положила мыльницу на раковину и со вздохом стала выбираться из ванны. Ёсими завернула Икуко в полотенце и стала ее вытирать.
Плечи девочки были удивительно холодными, хотя она так долго просидела в горячей ванне.
Икуко уснула на своем футоне, примыкавшем к футону матери. Перед ней так и осталась лежать открытая книжка с картинками, которую она читала. Ёсими задумалась, не почитать ли ей еще, но в конце концов решила выключить свет и лечь спать. Она отключилась, едва накрыв свою грудь легким летним одеялом.
Ёсими проспала часа два, когда что-то заставило ее проснуться; она почувствовала, что рука ее больше не ощущает родного теплого тельца дочери. Ворочаясь, Ёсими стала шарить рядом с собой, но ничего не могла нащупать. Она мгновенно проснулась. Она приподняла одеяло дочери и позвала ее по имени. В тусклом свете ночника было очевидно: Икуко здесь нет, комната пуста.
— Икуко! Икуко! — громче закричала Ёсими.
Прежде такого никогда не случалось. У Икуко был крепкий сон. Отключившись, она спала как сурок до утра и по ночам почти не просыпалась. Она редко вставала, чтобы сходить в туалет.
Осмотрев гостиную и соседние комнаты, Ёсими заглянула и в туалет, но свет был выключен, так что Икуко там быть не могло. И как раз в этот момент она услышала чьи-то легкие шаги на лестничной площадке.
Ёсими бросилась к двери, и тут она обнаружила, что цепочка на дверь не накинута. Она забыла это сделать, когда они вернулись с крыши, или цепочку сняла Икуко?
Невзирая на то что на ней была только ночная рубашка, Ёсими выбежала на лестничную площадку. Она успела расслышать шум уезжающего лифта Лифт располагался посередине коридора. Лампочки наверху обозначали, на каком этаже он сейчас находится. Пятый, потом шестой... Лампочка шестого этажа выключилась, седьмого загорелась, и тут лифт остановился. Лифт находился на верхнем этаже, где никто не живет. Кто-то вышел на седьмом этаже. Внезапно она предположила, что этот кто-то — Икуко. Да, это правдоподобно. Икуко не могла смириться с мыслью, что сумочка с киской осталась на крыше, рассуждала Ёсими. Она страстно тосковала по этой сумочке. И в то же время она знала, что мама никогда не позволит ей взять вещь, оставленную или брошенную кем-то другим. Вот она и дождалась, пока мама уснет, а сама отправилась на крышу. Хотя Ёсими не верилось, что Икуко, которая всегда так боялась темноты, могла преодолеть свой страх, она нажала кнопку вызова Лифт опустился на четвертый этаж, и двери открылись. В лифте Ёсими поплотнее стянула на груди ворот ночной рубашки. Она нажала кнопку седьмого этажа, но лифт, против ее ожиданий, заскользил вниз. Ёсими отступила на несколько шагов от двери лифта, упершись спиной о его стенку. Она попыталась укутаться в рубашку еще плотнее, пряча грудь.
— О боже мой, кто-то еще вызвал лифт?
Кто-то, подумала Ёсими, вызвал лифт прежде, чем сама она успела нажать на кнопку. Кто бы это ни был, он был на первом этаже, конечно. Без сомнения, это кто-то из тех мужиков, что живут на пятом или шестом этаже, заявился домой под мухой. Сейчас второй час. В ужасе от мысли, что она окажется лицом к лицу с пьяным мужчиной, она мысленно проклинала этот дурацкий лифт, из которого никуда не деться. А лампочки между тем светились, обозначая этажи.
Внезапно лифт остановился. Она посмотрела на номер этажа. Второй.
...Почему второй?
Она заставила себя собраться. Она никогда прежде не пользовалась лифтом так поздно ночью, это был изматывающий нервы опыт. Дверь отворилась, но лифта никто не ждал. Ёсими, тяжело дыша, сперва подалась вперед, потом осторожно высунулась из лифта, огляделась. Темный пустынный коридор уходил куда-то в бесконечность. Очевидно, здесь никого не было. Кто же вызвал лифт? Тем временем дверь начала автоматически закрываться. Ёсими инстинктивно отступила назад. И все же к тому времени, как дверь окончательно закрылась, Ёсими ясно почувствовала: что-то вошло в лифт, что-то стремительно проскользнуло. Может быть, это было лишь ее воображение, но температура в замкнутом пространстве лифта внезапно резко упала. Она была в лифте не одна, что-то здесь было кроме нее. Она ощущала чье-то дыхание на своем животе — и это было как будто дыхание холодного зимнего дня.