– Да что ты понимаешь, девочка… Разве ты можешь понять?!
– Представьте, могу. И даже больше, чем вы думаете. Чувство вины – штука довольно невыносимая, да. Понимаю.
Он поднял на нее глаза – больные, тяжелые. Поймал взгляд и будто ухватился за него, как за соломинку. Губы дрогнули в жалкой улыбке. Так и говорил потом – сквозь эту улыбку.
– Понимаешь ли, Ниночка… Существует в природе некое равновесие вещей, характеров, склонностей… Часто именно цельные женские натуры волной причудливой судьбы и прибивает к проклятым бабникам. А может, это обычная физика, как притяжение минуса к плюсу, кто знает… Может, не стоит об этом говорить с позиции обреченности?
– Да как скажете, Лев Аркадьевич. Можно и не говорить, если вам не нравится.
– Хм… Как у тебя все легко. Не нравится – можно и не говорить… Ты и в самом деле так думаешь или просто из вежливости соглашаешься?
– Не пойму я вас, Лев Аркадьевич… Не пойму, чего вы от меня хотите?
– Да только одного, Ниночка, только одного… Не бросай его, ладно? Никогда не бросай! Ты очень ему нужна! Ты даже сама не понимаешь, до какой степени нужна! И Никита тоже до конца не осознает! Не бросай его, пожалуйста!
– Да я и не собираюсь…
– Погоди, не спеши. Это сейчас, когда все хорошо, ты отвечаешь именно так, не подумав и секунды. Но дай мне слово, что ты будешь так же крепка, когда… Когда столкнешься…
– Я поняла вас, Лев Аркадьевич. Я даю вам слово.
– Спасибо, Ниночка. Спасибо. Да, если со стороны послушать – странный у нас разговор получился.
– Да, вы правы. Разговор действительно странный. И давайте его прекратим, потому что уже все решили. Ведь я дала вам слово, Лев Аркадьевич.
– Ты его так любишь, да? Ты хоть понимаешь до конца, о чем я тебя попросил? Или… Или что-то еще стоит за твоей твердостью?
– Н… Нет… Ничего не стоит…
– Ладно, прости, не буду больше мучить тебя. Просто мне показалось в какой-то момент – силы уходят, и надо позаботиться о Никите… Никак не могу принять эту нелепую Ларочкину смерть. Ты права, чувство вины – это такое божье наказание, что… Впрочем, тебе не понять. Не дай бог тебе такого испытать, Ниночка. Никогда. А я виноват, очень виноват…
– А отчего она умерла, Лев Аркадьевич? Простите, что спрашиваю…
Сердце заколотилось в груди страшно, она даже испугалась в какой-то момент, что Лев Аркадьевич услышит.
– Да, в общем, банально все… Было сильнейшее осложнение на сердце после простуды, а она не придала этому серьезного значения. Не хватило сил до лекарства дотянуться, представляешь? Глупо, до ужаса глупо…
Что ж, можно перевести дух. Не думала же она в самом деле, что Лев Аркадьевич скажет ей правду о своих переживаниях, связанных с теми фотографиями! Нет уж, не надо таких откровений!
– Лев Аркадьевич, кофе! Вы же кофе хотели! – подскочила она со стула, ринувшись к плите. – А кофе уже остыл, давайте, я вам новый сварю!
– Что ж, давай…
Замолчал, слава богу. Нина оглянулась, посмотрела на него: водит брезгливым взглядом по кухне.
– Как же вы тут живете, Ниночка? Убогая какая квартиренка… Вы вот что! Давайте-ка собирайтесь и переезжайте к нам в квартиру! Сегодня же!
– Ой, нет, Лев Аркадьевич… Спасибо, конечно…
– Что значит – нет? Почему?
– Ну, я не знаю… Неловко как-то.
– Почему? Она ж все равно пустая стоит! Я там не появляюсь, на даче живу… А в квартире мне тяжело, там все о Ларочке напоминает… Там ее кресло, в котором она умерла… Нет, нет, я не могу… А вы – живите, пожалуйста! Почему нет?
Нина вздохнула, сжала крепко-накрепко зубы – ах-х ты, напоминает тебе! Виноват я, виноват! А не сам ли ты себе в оправдание песню спел? Грехом-то первородным не сына, а сам себя оправдал, так ведь? Особой мужской природой, черной меткой-печатью на мужском естестве?
Но на выдохе сама себя осадила – ты-то сама ничем не лучше… Ты Ларису Борисовну убила, ты. А он – твой соучастник. Ну, может, и наоборот как-то… Разницы все равно никакой. Надо же, а про фотографии так и не рассказал… Хотя – чего ж он будет про них рассказывать, сор из избы выносить. Святое ж семейство, мать твою. Кто без вины виноватый, кто ангел просто так. Просто потому, что захотел быть насмешливым ангелом…
К счастью, в кармане штанов запел знакомую мелодию телефон – Никита звонит! Молодец, избавил от необходимости отвечать на вопрос!
– Да, Никит!
– Нин, можешь поздравить, у меня полный порядок!
– Сдал?!
– Ну да! Получил свой законный трояк!
– Ой… А чего ж трояк-то…
– Да ладно, сама понимаешь, не до жиру. Трояк – тоже оценка. Удовлетворительно, значит. Может, пойдем, отметим где-нибудь такое удовлетворительное для всех счастье?
– Никит, а у нас Лев Аркадьевич…
– Да? Странно, какими судьбами… Ладно, скажи ему, сейчас приеду. Я тут уже недалеко, через пять минут буду.
– Ага…
– Что, Никитушка экзамен сдал? – усмехнулся Лев Аркадьевич, когда она нажала на кнопку отбоя.
– Да. На тройку.
– Ну, слава богу… Я думал, завалит сессию, придется академический отпуск оформлять… А он ничего, выкарабкался. Все благодаря тебе, Ниночка.
– Ну уж…
– Ладно, ладно, не скромничай. Я ж не зря говорю – пропадет он без тебя. Как я сейчас без Ларочки пропадаю…
– Вам сколько ложек сахару в кофе положить, Лев Аркадьевич?
– Нисколько. Я без сахара пью. Да ты не бойся, Ниночка, я больше не буду… Не буду говорить о себе. Вижу, тебе неприятно.
– Ну что вы, я вовсе… Вам показалось, что вы…
Нина засуетилась, подавая ему кофе. Скорей бы Никита приехал! О, вот и звонок в дверь…
Никита обнял ее в прихожей, так и вошли в обнимку на кухню.
– Пап, ты в курсе, что мы с Ниной решили пожениться? – даже не поздоровавшись, заявил с ходу.
– Ну что ж, и правильно, что решили! – расплылся в грустной улыбке Лев Аркадьевич, едва заметно ей подмигнув. – И не тяните со свадьбой, чем скорее, тем лучше. Хотя, говорят, нельзя, надо год подождать… Но Ларочка вам простит, я думаю. Она ведь любила тебя, Ниночка… Очень любила…
А вот это уже называется ниже пояса, Лев Аркадьевич! Чего уж врать-то – любила.
– Я думаю, не надо нам со свадьбой торопиться! – отвернувшись к окну, произнесла тихо, но твердо. – Можно и через год, какая разница. Если положен год, значит, пусть будет год.
– Ну, как знаете… – неловко выдохнул Лев Аркадьевич. – Но переехать к нам вы должны сегодня же, слышишь, Никита?
– И с переездом тоже можно не торопиться! – по-прежнему глядя в окно, ответила за Никиту.