Эссиорх кивнул, соглашаясь, что без фокусов, конечно, лучше, вошел в подъезд, приоткрыл дверь, высунул в щель до половины лицо и дважды тонко свистнул.
Громадное тело взметнулось. Лапы врезались в дверь и заскользили по железу, пытаясь разодрать его. Из пасти клочьями полетела желтоватая, с легкими лопающимися краями пена. Внезапно выпрямленный хвост пса дрогнул и поджался. Добряк заскулил. Он сообразил, что команда должна была последовать от хозяйки.
– Как ты узнал? – изумилась Варвара.
Эссиорх открыл дверь.
– Идём! – сказал он. – У нас не просто мало времени. У нас его нет.
На лестнице им попался Чимоданов. Он был занят невиннейшим из всех злодеяний мрака делом – пытался скрепкой вскрыть чужой почтовый ящик. Вскрыл, вытянул из ящика ненужную никому газетенку и печально вздохнул.
* * *
– А теперь, ботан, давай ту же песенку заново! Нажимай кнопку «плэй»! – потребовала Варвара.
– Какую песенку?
– Про мраморную бошку!
– Я же тебе рассказывал! – с укором сказал Корнелий.
– Я не слушала. Пока ты болтал, я думала о тебе, что ты меня предал. А когда я думаю о ком-то, что он меня предал, я его не слушаю!
Корнелий хотел вспылить, но, поймав взгляд Эссиорха, успокоился и пересказал то же самое повторно. На этот раз он был сух и конспективен. Красноречие же запаковал в коробку и отправил обратной бандеролью Цицерону.
Пока он рассказывал, Варвара отобрала у Улиты свой тесак. Отмахнула им половину палки колбасы и бросила ее псу. Добряк проглотил колбасу не жуя. Во всяком случае, пола она совершенно точно не коснулась. Вторую же половину палки она грызла сама. Добряк полез было просить еще, но получил коленом по морде вместе с деликатной рекомендацией: «Не трамвай! Подождешь!»
– Похоже, ты нечасто кормишь свою болонку, – ехидно заметила Ната, созерцая проступающие ребра черного пса.
– Когда сама жру, тогда и он жрет. А ну да, прошу прощения, надо сказать «кушает»! – поправилась Варвара, насмешливо покосившись на Корнелия.
Ей, похоже, нравилось доставать его своей грубостью.
– И он наедается?
– Нет. Ему хавчика всегда не хватает. Ну тогда сам уже добирает, где что может. В основном крыс лопает и кошек, – отвечала Варвара спокойно.
У всех возникло стойкое ощущение, что это чистая правда.
– Короче, тем типам нужна была мраморная башка! – подытожила Варвара, доказывая, что на этот раз слушала Корнелия внимательно.
– А кто за тобой гнался? – спросил Эссиорх.
Варвара немного смутилась.
– А вы не будете ржать? – спросила Варвара.
– Ржут кони, а люди прикалываются, – поправила Улита.
– Шпагой к стене, – сказал Мошкин, вспоминая, как ведьма часто разбиралась с Тухломоном.
– Я сама точно не поняла кто… Что-то вроде толпы очень крупных, чуть ли не по колено уродцев. Они неслись на нас с Добряком таким потоком, будто где канализацию прорвало. Они бы нас начисто смели, не подвернись железная дверь. Блин, никогда не видела таких жутких морд!.. Я думала, нам кранты! Добряк и тот скулил, как щенок!
– Нежить? – вполголоса спросил Чимоданов.
Эссиорх кивнул. Он уже слышал, что мрак нагнал в подземелья нежити, послав ее на поиски карты.
– Как ты ее вообще нашла? Где?
– Не я нашла. Добряк. Мы шли по залазу, смотрю: он куда-то нырнул и возвращается уже с ней. А потом голова разевает пасть и предлагает мне назвать свое имя! – пояснила Варвара.
– Ты сказала? – озабоченно спросил Корнелий, давно усвоивший, что называть свое имя артефактам мрака чревато неприятностями.
Варвара ухмыльнулась.
– На «ты кто», я всегда отвечаю «конь в пальто».
– А мне почему сказала? – спросил Корнелий.
Варвара слегка смутилась.
– У тебя вид был как мешком прихлопнутый. Надо было тебе бросить копеечку, чтобы ты не страдал, – заявила она.
– Покажешь нам место, где пес нашел голову? – спросил он.
Варвара посмотрела на Добряка, будто совещаясь с ним. Пес высунул язык и широко, во всю пасть, зевнул. Сложно сказать, что это означало на собачьем языке: «да», «нет» или «может быть».
– Ну так и быть! На рассвете! Где-нибудь часика в четыре! – сказала она.
Хранитель посмотрел на часы. До четырех было еще далеко.
– А если раньше? – спросил он.
Варвара заупрямилась.
– Раньше я не попрусь. Я устала. Ночью полно патрулей. Цепляются ко всем попало, особенно если ты не похож на студента, возвращающегося из библиотеки. «Зачем вам гвоздодер? С какой целью вы взяли с собой тесак?» Только и мечтают, чтобы диггера в отделение загнать и мурыжить его до конца дежурства!.. У вас еще хавчик есть?
Эссиорх посоветовал посмотреть в холодильнике.
– Уже! Там, кроме колбасы и каких-то помоев, ничего не было.
– Помои в какой кастрюле – в красной или в белой? – насторожился Корнелий.
– А я помню? В белой, кажется.
Ответ Корнелия обрадовал.
– В белой сегодняшний суп Эссиорха! Говорил ему: не клади столько гущи! Ложку надо будет молотком вбивать! – сказал он.
– А ты вообще гущи не кладешь! Три картошки на ведро воды, кубик химического жира и это называется: бульон! – обидчиво заметил Эссиорх.
Улита, внимательно слушавшая перепалку, ухмыльнулась, очень довольная. Чем больше обнаруживалось мужских разногласий, тем яснее она видела свою экологическую нишу.
– А родители у тебя есть? – спросила она у Варвары.
Эссиорх напрягся. Вопрос был скользкий. Если бы его задал кто-нибудь другой, вопиюще заботливый, Варвара наверняка воспламенилась бы. Другое дело Улита. Участия в ее голосе было не больше, чем мягкости в наждачной бумаге. Играть же можно иключительно на жалости, на равнодушии можно только доиграться.
– Были приемные. Взяли меня из детдома, уроды! – неохотно ответила Варвара.
– А почему уроды?
– Ненавижу их!
– Они тебя что, били?
Варвара фыркнула как кошка.