— Моя бабушка готовила такой же, — произнес он.
— Мне жаль вашего дедушку, — сухо отозвалась миссис Ванджер.
«А она умнее, чем кажется», — подумал Пандер.
— Итак, мой первый вопрос: вы знаете, куда мог направиться ваш муж?
— Я уже сказала в полиции, что у Текса есть хобби — поиски кладов. С тех пор, как он вышел на пенсию, он стал просто одержим этим делом. Но на этот раз все было иначе. Он ничего не рассказывал о своем путешествии, говорил, что поклялся хранить все в тайне. Ни одного намека, просто предупредил, что вернется через три недели или позже.
— Когда это было?
Пандер наклонился, чтобы поставить стакан на столик, и она быстро сунула под него подставку.
— Шесть недель назад. В середине августа.
— Он вам вообще ничего не рассказывал о предстоящей экспедиции? С кем он должен был встретиться, как связывался с этими людьми или они с ним?
— Я же говорю, он объяснил, что поклялся хранить это в тайне. Думаю, ему это нравилось. Текс такой романтик…
— Тогда подскажите мне, как он мог найти единомышленников, с которыми занимался поисками кладов?
Она пожала узкими плечами:
— Может, через журнал «Солдат удачи»?
— У вас не сохранились какие-нибудь номера?
— У меня все номера. Текс не разрешает мне выбрасывать журналы.
— Вы не могли бы принести их?
— Конечно. — Она не двинулась с места.
— Миссис Ванджер?..
Она оторвала взгляд от кофейного столика, и их глаза встретились — впервые с тех пор, как она попросила предъявить удостоверение.
— Агент Пандер, ведь дело не в заявлении, которое я оставила в полиции?
«Помягче, — подумал Пандер. — Будь с ней поделикатнее».
— Нет, — подтвердил он, — не в нем.
— У Текса неприятности?
— Можно сказать, что и так. — Его голос звучал застенчиво. Боже правый, как же давно он не практиковался!
— Что-нибудь плохое?
Он опустил стакан.
— Самое худшее.
— Что это значит?
— Его тело опознали по отпечаткам пальцев прошлой ночью.
Никакого ответа. Из-за ботокса ее лицо по-прежнему напоминало маску, но Пандер чувствовал, как что-то начинает рушиться под этой твердой броней.
— Миссис Ванджер, вашего мужа убили, — быстро продолжил он, надеясь предупредить неизбежный процесс разрушения, — поэтому нам очень важно узнать все, что возможно, о его поездке. Тогда мы сможем поймать того, кто это сделал.
— Вы уверены?
Пандер кивнул.
— Мне очень жаль.
После долгого молчания, нарушаемого только гудением кондиционера и отдаленным ревом ветра, вдова встала с дивана.
— Если хотите, я принесу вам те журналы, — сказала она глухо.
— Буду очень признателен, — ответил Пандер.
4
Хорошо носить фамилию Апгард на Сент-Люке, где отец, дед и прадед Льюиса руководили правительством, выделявшим больше федеральных субсидий на душу населения, чем в любом другом штате или округе страны, за исключением Виргинских островов и округа Колумбия.
По плану на этой неделе Льюис и доктор Воглер должны были встречаться на пятидесятиминутном сеансе каждый будний день, потом число встреч сократилось бы до трех раз в неделю, а далее — в зависимости от результатов лечения. Но поскольку Льюис был одним из Апгардов, он не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как он посещает психоаналитика, и Воглер согласился проводить сеансы в Большом доме. Разумеется, за дополнительную плату.
Они начали в полдень, сидя друг против друга в одинаковых креслах из красной кожи в кабинете Льюиса, обставленном в старинном стиле.
— На первом сеансе, — начал психоаналитик, — я хотел бы выяснить, почему вы решились на лечение, почему захотели пройти этот курс и что вы надеетесь в итоге получить.
Льюис, способный при желании очаровать сидящих в кронах деревьев птиц, лишь едва скривил губы в робкой улыбке.
— К сожалению, на этом настояла моя прекрасная половина.
Воглер — полный мужчина в очках, галстуке-бабочке и спортивной куртке из полосатой льняной ткани — понимающе кивнул.
— Расскажите о себе.
Как и любой Апгард, Льюис начал со своей родословной:
— Мой прадед был последним датским губернатором на Сент-Люке. Мой дед и отец стали двумя первыми американскими губернаторами. Я родился в 1968 году, Скорпион по знаку зодиака, хоть я и не верю во все это дерьмо. Я единственный ребенок. Мать умерла через два дня после моего рождения. Говорят, что от эклампсии… Вы слышали про такую болезнь?
— Я получил диплом из рук Джонса Хопкинса, — ответил Воглер. Ему тоже было чем гордиться.
Полагаю, это значит — да. В любом случае мои первые воспоминания связаны с моей кормилицей.
— Кормилица, — повторил Воглер, яростно моргая за своими толстыми линзами. Истории о кормилицах действуют на психоаналитиков, как валерьянка на котов.
— Ее звали Шарлотта Куин. Я сосал ее грудь и ползал по ее большим круглым бедрам, как обезьянка. Она меня так и называла — моя маленькая белая обезьянка. Она брала меня с собой повсюду: на рынок, в прачечную, на воскресную утреннюю службу в церковь. Я плакал, как ребенок, впрочем, я и был ребенком, когда Губ уволил ее.
— Губ?
— Я называл так моего отца. Его все так называли. И моего деда тоже. В общем, Губ решил, что хватит мне уже сосать сиську, и поручил меня заботам своей сестры Агнеты. Будь у меня выбор, я предпочел бы злую мачеху. Тетя Агнета придерживалась мнения, что за детьми нужно присматривать, но не общаться с ними. Из этого я сделал вывод, что ей просто не нравилось присматривать за детьми. Или она в общем-то любила детей и только меня не выносила на дух. Так или иначе, она доставила мне немало огорчений с тех пор, как переехала в особняк губернатора, и до того момента, когда была изнасилована и убита.
— Изнасилована и убита? — пробормотал Воглер, делая пометки у себя в блокноте.
— Во время урагана Элоиза. Вы хотите узнать про это?
— Если вы не против.
— Наверное, стоит рассказать… ведь в этом была и моя вина.
— Тогда обязательно расскажите.
— Хорошо. Я помню дождь и ветер, налитые свинцом тучи и удивительное синее небо. И как у меня заложило уши, когда на нас обрушился ураган. Это произошло дважды. Налетев на Сент-Люк, шторм обогнул остров по часовой стрелке и нанес нам второй удар. Помню свое удивление, когда я выглянул из окна комнаты на третьем этаже особняка губернатора и увидел, как вода поднялась и поглотила Сахарный город.