В среду у повара был выходной. Льюис готовил себе сам. Он спустился на кухню, чтобы сделать сандвичи. Но не успел он дойти до холодильника, как его внимание привлекла газета, лежавшая на кухонном столе. Это был утренний «Сентинел», который он еще не читал. На первой полосе фотография пропавшего жителя Флориды в белой ковбойской шляпе, внизу надпись: «Вы видели этого человека?»
— Разрази меня гром! — громко пробормотал Льюис. Он схватился за край стола для поддержки и осторожно опустился на кухонный стул с высокими ножками и широким сиденьем. — Разрази меня гром!
Он видел этого мужчину в августе, когда лежал, прижавшись к земле, под кустом олеандра, наблюдая за окнами гостиной в доме надсмотрщика. На этот раз он был разочарован: ничего интересного не произошло. Все были одеты. Бенни, Фил Эпп, даже Эмили, часто ходившая топлес.
Четвертым человеком, которого Льюис видел в ту ночь в домике надсмотрщика, был тот самый мужчина, по словам Фрэна Бендта, впоследствии зверски убитый. Он тоже был полностью одет: в поношенных ковбойских ботинках и белой широкополой шляпе. Льюис не сомневался, что тот же самый человек смотрел теперь на него со страницы газеты.
Как только Льюис снова почувствовал под собой ноги, он нашел бутылку рома, которую повариха Салли обычно хранила в холодильнике. Налил себе немного, поставил бутылку на место и прочитал статью под фотографией. После третьей рюмки он убедил себя, что один или оба жильца в домике надсмотрщика — убийцы. Четвертую рюмку он выпил уже для вдохновения — белый ром помог ему придумать план. Он должен вступить в контакт с Эппами, сказать им о том, что все знает, и предложить хорошую сумму за помощь в деле с Хоки.
Но неужели ему хотелось связываться с подобными людьми? Льюис задал себе этот вопрос и получил утвердительный ответ. Если ищешь убийцу для своей жены, не время быть щепетильным.
Пятую рюмку он опрокинул для храбрости.
8
Супруги-антропологи не такое уж и редкое явление. Отличительная черта Эппов заключалась в том, что Фил специализировался на культурной антропологии, а специализацией Эмили — физического антрополога — была остеология. «Кости, кости, совсем сухие кости», — часто говаривала она.
После Индонезии Эмили действительно пришлось изучать очень старые кости: древние останки аборигенов Северной Калифорнии, возрастом от восьмисот до двух тысяч лет, коричневые фрагменты, из которых она собирала целые скелеты, разрушенные во время застройки.
В этом деле она была мастером. Дайте Эмили кусок лобковой кости, и она без труда определит возраст и пол человека. Между тем Фил заслужил известность своими исследованиями народностей доисторических поселений в Санта-Кларе, ориентируясь на остеологические данные Эмили.
Но в деятельность супругов вмешалась политика. «В Калифорнии трудно проводить раскопки и не столкнуться с запретами со стороны индейцев, кричащих о неуважении к своим предкам», — объясняли потом Эппы своим знакомым.
Естественно, такое отношение не внушало особой любви к этим самым предкам. Когда отец Эмили умер, оставив ей приличное наследство, пара решила переехать на Сент-Люк, где местные аборигены вымерли еще четыреста лет назад.
Однако в тот вечер Эппы не думали ни об индейцах, ни о калифорнийцах, ни о Карибах. Вместо этого они просматривали еще одну пленку, которую собирались занести в каталог.
Это была уже другая ниасианская деревня, но с точно такой же широкой площадью, вымощенной большими камнями и окруженной узенькими домиками с островерхими крышами. Свадьба дочери богача. Невесту, одетую в золотые свадебные одежды, которые принято возвращать в родную деревню после церемонии, несли вокруг площади на деревянном троне, закрепленном на шестах. Родственники громко оплакивали ее символическую смерть. После свадьбы она умрет для своего родного клана, а он — для нее.
— Я плакала на нашей свадьбе, — проговорила Эмили, садясь рядом с мужем на низкое кресло из ротанга; пока он крутил проектор, она делала кое-какие заметки.
— Мне тоже хотелось плакать, — ответил Фил.
Эмили бросила на него быстрый взгляд исподлобья.
— Я пошутил, это был самый счастливый день в моей жизни, — быстро добавил он.
— Вот так-то лучше, — с угрозой отозвалась Эмили. Затем она перегнулась через проектор, стоявший на низком столике между ними, и похлопала мужа по плечу, показывая, что она тоже шутит.
Когда в дверь постучали, супруги вздрогнули. Они не ждали поздних посетителей. Фил остановил проектор и зажег свет. Эмили, в удобной юбке, которую она обертывала вокруг талии, поспешила к себе в спальню и надела похожую на халат длинную блузу из батика. Фил подошел к двери.
Двадцать минут спустя Льюис Апгард, Эмили и Фил сидели рядом на одинаковых ротанговых стульях в гостиной. Они только что закончили смотреть пленку с ниасианской свадьбой. Фил выключил проектор. Комната погрузилась во мрак, и в доме надсмотрщика стало так тихо, что Льюис слышал, как шелестят на ветру тонкие листья американских лавров, посаженных на пляже еще его прапрадедушкой, когда на острове был рабовладельческий строй. Он похлопал по рукоятке револьвера 38-го калибра, лежащего во внутреннем кармане его хлопковой рубашки, убеждаясь, что он на месте, и быстро отдернул руку, когда Эмили включила свет.
— Где это было? — спросил он.
— В Пулау-Ниасе, в Индонезии, — объяснила Эмили. — На острове к западу от Суматры.
— Очаровательно.
— Вы правы. Так чем мы можем быть вам полезны, мистер Апгард?
— Можете называть меня Льюисом.
— Чем можем быть вам полезны, Льюис? Мы не часто имеем честь общаться с землевладельцем. Но сейчас уже поздно.
«Мужайся», — сказал себе Льюис. Где же она, хваленая смелость Апгардов? Он пожалел, что не принес с собой фляжку. Прежде, когда он был пьян, а его план был всего лишь проектом, он казался ему таким простым: прийти, рассказать им все, что он знает, и предложить то, что он хочет.
— Тогда я перейду к делу… Вы видели сегодняшние газеты?
— «Сентинел»? — спросил Фил.
— Да.
— Нет, не видел.
Льюис достал из кармана клочок бумаги и протянул его Эмили. Ее пальцы коснулись его руки и ненадолго задержались на ней. Он почувствовал, уже не в первый раз, что нравится этой женщине. Если бы здесь не было ее мужа, возможно, он проверил бы свое предположение.
— Никого не узнаете? — спросил он ее.
— Нет, не припоминаю. А ты, дорогой? — Она передала вырезку Филу, который пробормотал что-то на непонятном Льюису языке, затем покачал головой и вернул вырезку жене.
— Вот странно, — протянул Льюис. — Шесть недель назад я заглянул к вам в окно, — Льюис указал на одно из двух окон, между которыми висел экран, — и увидел этого человека. Он сидел на стуле, а вы — по обе стороны от него, показывая ему карту или что-то в этом роде. Что вы теперь скажете?