Второй мужчина: И что, Джерри так и сидел там совершенно спокойно?
Первый мужчина: Да, он действительно был совершенно спокоен. Ни малейших признаков гнева. А одна капля даже впиталась в протокол с показаниями Мюллера, который я читал. Вот так мы и сидели. Тут я сказал, я полагаю, ему бы лучше задуматься о том, что его вышибут. Я это сказал как можно спокойней. Я хотел сказать, это уже решенный вопрос, он ведь слетел с катушек, верно? А он заявляет: «Я охотно сделаю все возможное, чтобы довести свои рабочие часы до тысячи девятисот в год, Джон, и вы сможете убедиться, что я организую свои отпуска таким образом, что не буду брать больше недели зараз».
Второй мужчина: Странно.
Первый мужчина: После этого он ушел. Через пару дней, в следующий понедельник, вернулся Карл, и мы – он, я и Джерри – собрались в кабинете Карла. Не маленьком, а большом, в том, что на шестом этаже. Я рассказал ему о том, что произошло. Карл обратился к Джерри, а тот сказал, что это смешно и полный бред. Да, мол, мы обсуждали рабочие часы и я собираюсь снова бросить пить, но мочиться в его кабинете? Это, мол, просто безумие, Карл.
Второй мужчина: Постой-постой, так он, стало быть, все отрицает. Неужели после этого не осталось вони или…
Первый мужчина: Нет. В тот же вечер там поработали уборщицы; они вытирают пыль, вытряхивают пепельницы, все основательно протирают и пылесосят. Так что не осталось никакого запаха, вообще ничего. Поэтому у меня не было никаких доказательств. Я сидел, глядя на Карла, и знал, что он думает: «Что больше похоже на бред: то, что один из моих старейших партнеров пописал в кабинете у другого, или то, что один из моих старших партнеров утверждает, что другой старший партнер пописал у него в кабинете? И то и другое звучит одинаково бредово». Я понимал, что Карл думает примерно так. Я долгое время работал у него…
Второй мужчина: Ну и Джерри тоже.
Первый мужчина: Да, Джерри тоже. Поэтому Карл и смотрел на нас обоих. Потом он взглянул на меня такими старыми усталыми глазами… Я читал его мысли. У меня нет доказательств. Только обвинения. Затем он перевел взгляд на Джерри. Итак, Джерри, возможно, и не отрабатывает положенные часы, но этот парень честен и неподкупен, внешне выглядит прилично, и он даже не флиртует с секретаршами.
Второй мужчина: Ну да.
Первый мужчина: Вот поэтому Карл и сидел, размышляя. Потом повернулся к Джерри и спросил: «Как дела у вашей дочурки?» И Джерри ответил что-то вроде: «По правде говоря, ей гораздо лучше. Повреждение нерва оказалось не таким уж серьезным». Дальше Карл рассказал, что его дочь однажды сломала ногу, катаясь верхом; ее пришлось вправлять и потом дважды снова ломать, и он часто слышал, как она кричала от боли у себя в спальне. И Джерри, этот прохвост, только кивал. Потом Карл сказал Джерри: «В наши дни врачи творят просто чудеса. Я думаю, что все будет в порядке». И тут я подумал про себя, минуточку, мы же здесь торчим не из-за этого, мы собрались здесь потому, что этот тип помочился на мой ковер, бумаги и все остальное, и после всего этого мы ведем душещипательные разговорчики о дочке Джерри. Поэтому я и сказал: «Эй, Карл, погодите-ка, мы же говорили о том, что Джерри писал в моем кабинете». [В этом месте второй мужчина смотрит в темное окно. ] Не успел я это сказать, как тут же нарвался на неприятности. Карл повернулся ко мне и отчеканил: «Я вовсе не об этом говорю. Я говорю совсем о другом. Я разговариваю о маленькой девочке, которая плакала в своей спальне, потому что у нее болела нога». Тогда я решил, что лучше быть начеку. Я имею в виду, что это тот человек, который померился силами с «Америкэн Телефон энд Телеграф», так ведь? И победил. И ничего не сказал. Тогда Карл заговорил: «Моя доченька, бывало, сидела у себя в комнате и тихонько плакала наедине сама с собой, потому что не хотела, чтоб мы ее услышали. Мы говорили ей, что она должна быть храброй и не плакать, и это был наш самый глупый поступок по отношению к ней». Он продолжал в том же духе, а я просто не мог этому поверить. И тут я понял, что Джерри наверняка выйдет сухим из воды. Он обоссал весь мой кабинет, а ему за это, теперь я это понял, ничего не будет. А Карл все продолжал разглагольствовать, и Джерри, этот хитрый гад, все кивал и слушал, и даже можно было подумать, что у него в глазах вроде как слезы стоят. А я просто взбесился. Он выкрутится, он действительно…
Второй мужчина [вставая с места, потому что поезд начал замедлять ход]: Моя остановка.
Первый мужчина: Ах да. Ладно. Увидимся… ну, что, в пятницу?
Второй мужчина: Да. [Он пробирается мимо первого мужчины и выходит в проход между сиденьями, держа в руке портфель, идет по проходу и пристраивается в очередь, образованную другими жителями пригорода, возвращающимися с работы из города. Поезд останавливается, заставив их всех слегка податься назад; затем они гуськом направляются к выходу. Звук набирающего скорость поезда. Видно, как первый мужчина трет нос. Возможно, он вздыхает. Затем тянется за своим портфелем, расстегивает его, вытаскивает пачку бумаг и начинает их читать. Поезд идет дальше, от остановки к остановке. В конце концов мужчина откладывает бумаги и начинает смотреть в окно. Снаружи на стекле появились штрихи дождя.]
Я вытащил видеокассету. Саймона явно занимали фрагменты того, что можно было бы назвать «подсмотренной реальной жизнью», даже если эта реальная жизнь включала его самого с проституткой на заднем сиденье лимузина. Я спрашивал себя, неужели он проводил долгие часы за изучением этих видеоклипов; он был кинорежиссером – человеком, который присматривался к нюансам человеческого поведения, движения, голоса, человеком, который, по-видимому, чувствовал, что эти ленты чему-то учат его. Или же они просто нравились ему потому, что удовлетворяли болезненное любопытство к чужим делам; в конце концов мы сейчас не что иное, как нация соглядатаев. Я поднялся со стула, открыл дверь и выглянул в холл. Ничего, всего лишь ряды дверей по обеим сторонам, дорогая персидская ковровая дорожка посредине и ряд светильников на потолке.
Вернувшись внутрь хранилища, я вытащил другую кассету. На наклейке четким почерком было написано «Снято М. Фулджери 5/94».
ПЛЕНКА 67
[Деревушка в стране «третьего мира». Низенькие домики дешевой постройки, сгоревшие автомобили. Камера панорамирует деревню; не видно ни души. Но потом становится ясно, что поперек дороги на земле лежат какие-то фигуры, и камера продолжает двигаться в этом направлении. Звук шагов, идут два человека. Фигуры, неподвижно лежащие на земле, – люди. Черные тела. Они свалены как попало там и сям, словно всю деревню насильно выбросили из постелей и оставили спящих на дороге. Вот мать с ребенком, там два мальчика, старик, младенец, насаженный на толстый кол…]
Неопознанный голос, говорящий с английским акцентом: Я просто держу его заряженным, на всякий случай.
Второй голос, говорящий с итальянским акцентом: Проверь церковь. [Камера движется в направлении большого здания с островерхой, крытой железом крышей и низенькими окошками без стекол, вырезанными в стенах. Камера захватывает лежащую в пыли женщину; у нее отрезаны груди. У дверей церкви картинка внезапно становится темной и неясной; потом изображение корректируется с помощью фотоэлектрического индикатора настройки.]