– Потому что именно теперь их это очень интересует. Им известно об этой пленке, Билли. Я рассказал им о ней, но еще не передал ее им. Мы ведем переговоры относительно условий, на которых они могут получить ее от меня. Понимаете, пленка разоблачает убийцу. Теперь они смогут арестовать его и предать суду. Помощнику окружного прокурора нужно будет представить цепочку хранителей или владельцев этой пленки, или он будет размышлять, как ее вычислить. Затем им потребуется вызвать меня в суд и идентифицировать как человека, передавшего им пленку. Они расспросят меня, от кого я получил пленку, и так далее. Так вот, я не хочу выступать в качестве свидетеля. Как журналист я в этом не заинтересован. Где-то там, в этих инстанциях, меня спросят о вас. Разговаривал ли я с вами, знали ли вы о пленке, ну и тому подобные вещи. Ведь копы понимают, что я должен был спросить вас, почему вы ничего не сообщили им о пленке. И мне придется сказать им, что «да», я действительно говорил с вами о пленке, и что вы, Билли, рассказали мне то, что я сейчас от вас услышал, а именно следующее: «Он сказал, что собирался вставить ее в фильм и что она настолько хороша, что ему, возможно, просто придется воспользоваться ею». Ведь это же ваши слова. Вы заявили это буквально минуту назад. Я не записывал этого ни в блокнот, ни на магнитофон, но, Билли, я же все помню. Знаете, у меня хорошая память, я помню чужие слова годами. Итак… на чем мы остановились? Ах да. Итак, если я перескажу копам все, что вы мне сказали, они заявят: «Ё-моё! Это же признание в осведомленности. Этот самый Уильям Мансон утаивал сведения об убийстве полицейского». А вы знаете, Билли, что они за это с вами сделают? Вы когда-нибудь смотрели в глаза Руди Джулиани? А вам не приходит в голову, что вы окажетесь в тюрьме штата в Аттике, рассказывая басни о вашем дельце с затонувшими сокровищами и, возможно, подстраивая так, чтобы сокровища какого-то другого парня пошли на ваши авантюры. Возможно. Возможно, вы сумеете выкрутиться. Но газеты сожрут вашу репутацию, Билли. Я выдам такой вот сенсационный заголовок: «Инвестиционный банкир скрыл убийство полицейского». Это первая страница, Билли. Это Том Бреко, Си-би-эс «Ивнинг Ньюз», Си-эн-эн. «Вэнити Фэр» сделает на эту тему сюжет, выпотрошит в своих интервью всех ваших старых приятельниц. Ну, пошевелите же мозгами!
– Постойте, постойте…
– Нет, это вы постойте, – заткнул я его, ткнув в него пальцем. – И слушайте. Выход есть. Если я не передам копам ваши слова, вы сможете обратиться к своему адвокату, может быть, сегодня же вечером, и попробуете набросать то, что будете говорить, когда они начнут вас расспрашивать. Для вас было бы гораздо лучше иметь подготовленные ответы. Могут пригодиться и наркотики. Советую вам, Билли, разработать или усилить версию о чрезмерным потреблении наркотиков или пристрастии к спиртному, – все, что угодно, лишь бы убедить копов, что позднее в тот же вечер вы напились до бесчувствия и ничего не могли вспомнить. Длинный перечень головных болей, курсов лечения, приступов головокружения, потерь сознания, сканограмм, полученных при компьютерной аксиальной томографии, и тому подобного. Есть адвокаты, специализирующиеся в защите такого рода.
– Кто? Вы знаете хотя бы одного?
– Нет. Поручите это своему секретарю. А теперь давайте вернемся к тому, о чем мы уже говорили. Что же произошло в тот день, когда Саймон исчез?
Мансон уставился в окно такси. Он потерпел поражение.
– Мы просто колесили где попало, приятель.
– И на чем же вы колесили?
– В фургоне его отца.
– Его отца?
– В том, которым его отец обычно пользовался, когда работал. Это был его фургон.
– Тот, что был в парке?
Он коснулся пальцами манжеты рубашки:
– Да.
– В нем было оборудование для видеосъемки?
– Его отец держал в нем всевозможные старые инструменты, а Саймон – камеры, наркотики, спиртное, книги, матрац, велосипед, массу ручных инструментов, ну и всякие такие вещи. У него там было все.
– Куда вы заходили?
– В платный интернат для престарелых, и Саймон с отцом говорили о какой-то чепухе. Я не слушал, просто болтался в коридоре. Не хотел видеть Саймона вместе с его отцом. Я думал, что он может заплакать, и не хотел это видеть. Я только пожал старику руку.
– Насколько он тогда был в себе?
– Кое в чем он вполне соображал, но это была не болезнь Альцгеймера, а что-то еще. Он разучился читать и писать. Мне кажется, он еще мог немного говорить. Я не мог его понять, а Саймон понимал.
– Вы ушли, и что было потом?
– Да разве все упомнишь? Мы мотались по разным местам, а в каком порядке, не помню. Мы купили что-то поесть, остановились, чтобы зайти в какую-то контору.
– А контора, случайно, не адвокатская?
– Не знаю. Контора в обычном доме, вроде этого.
– Он называл фамилию «Сигал»?
– Не помню.
– А зачем вы, собственно, там остановились?
– Черт возьми, приятель! Понятия не имею, – протестующе повысил голос Мансон. – Я остался в фургоне, да и остановка-то была минут на пять, не больше.
– Где это было? В Квинсе?
– Да, недалеко от интерната для престарелых.
– Саймон говорил вам что-нибудь о Себастьене Хоббсе?
– Это владелец вашей газеты?
Я кивнул:
– Да.
– А на фига тот ему сдался?
– Я спрашиваю, он когда-нибудь упоминал о нем?
– Нет.
– Он показывал вам свою коллекцию видеокассет?
– Нет, никогда.
– Почему?
– Саймон этого не любил. Такие записи – вещь сугубо личная, как диалог с самим собой, понятно? Он снимал их для каких-то своих целей. И к тому же разные люди дарили ему пленки, если считали, что на них есть что-то стоящее. Да, я ходил с ним иногда, мы снимали вместе, но он никогда не давал мне потом посмотреть, что мы там наснимали. Вернее, он не предлагал, а я не просил. Это считалось вроде как особой честью, если он снимал вас, и я не хотел, чтобы из-за меня он чувствовал какое-то смущение по этому поводу. Он и без меня постоянно снимал, но я никогда этих лент не видел. И знаете, в самый последний период его жизни мы оба были очень заняты и практически не встречались.
– Как вы вместе катались, вы помните, а где вы были на следующий день?
– Эге, у меня есть талон билета и документы из авиакомпании. Я летел в Гонконг. Я всегда останавливаюсь в «Конраде». А еще у меня имеются записи звонков из самолета, и даже из гостиничной машины. Они предоставляют красный безразмерный «Роллс-Ройс», который встречает вас в аэропорту. Я и не знал, что он умер, пока где-то через неделю не увидел сюжет по Си-эн-эн.
– Вы не рассказывали в полиции, что часть дня провели с Саймоном?
– Нет.