Он повернулся в мою сторону и кивнул:
— А-а, друг мисс Элисон…
— Да, это я. Она мне звонила. — Я кивнул в сторону грузовика. — Этот маленький старик все еще там?
— В понедельник, перед самый обед… — пробормотал Ха. — Но Ха все равно работать и работать… Да, он есть там.
Но я и сам видел грубый, грязный башмак, торчавший из кабины со стороны отсутствующей водительской дверцы. К рулю по-прежнему была примотана изолентой старая перчатка. Сам Поппи наискось лежал на переднем сиденье, прижимая к груди полупустую бутылку виски.
— Привет, Поппи. Что-то ты скверно выглядишь.
— Я им ничего не сказал, — пробормотал Поппи в ответ и рассеянно облизнул губы. Я заметил, что лицо Поппи сильно распухло, словно его кто-то ударил. — Когда увидишь Джея, скажи — я ничего им не сказал.
Краем глаза я увидел, что из дверей ресторана вышла Элисон; руки ее были крепко сложены на груди, плечи приподняты, взгляд выражал тревогу.
— Кто это такой? — резко спросила она.
— Это Поппи. Он когда-то работал на ферме Джея.
— Он пьян?
— Д-да, я пьян… — Поппи заворочался на сиденье; при этом его рубашка задралась, обнажив поросший седыми волосами живот. — И не только пьян… Еще меня избили, а потом я пил кофе… — Он наклонился, и его вырвало в промежуток между сиденьями. — О, господи!.. — простонал он.
Элисон, брезгливо морщась, отступила подальше от грузовика:
— И что мне теперь делать? Вызвать полицию?
— Не надо, — быстро сказал я.
— Почему?
— В ту ночь, когда мы заключали сделку по продаже недвижимости, этот человек приезжал сюда к Джею.
Элисон нахмурилась:
— Что-то я его не помню. Если бы он здесь побывал, я бы его не забыла — у меня хорошая память.
— Ты тогда уже праздновала с Джеем, — объяснил я. — Поппи привез важное известие. Джею нужно было срочно ехать на свой участок. Помнишь, ты еще просила меня съездить с ним на Лонг-Айленд?… Той ночью мы нашли на участке Джея мертвого старика негра, который примерз к трактору. До этого он много лет работал на семью Рейни. Очевидно, ему стало плохо, и трактор сорвался с обрыва. Поппи, Джей и я вытащили его, прицепив к этому самому грузовику. Джей считал, что со стариком случился сердечный приступ.
— У Хершела действительно был инфаркт! — рявкнул Поппи и, взяв себя в руки, сел прямо. Губы у него были мокрыми и блестели; кроме того, он то и дело ронял голову на грудь, потом снова поднимал. Со стороны казалось, будто Поппи важно кивает — точь-в-точь как свидетель на перекрестном допросе в суде.
— Долбаный инфаркт, вот и все!.. Я видел это своими собственными глазами. Никто его не убивал.
Я схватил Поппи за руку:
— Ты же говорил, что только нашел его!..
— Нет, — прорычал Поппи в ответ. — Я видел, как он умер.
— Это ты убил его, Поппи? Как ты это сделал?
Казалось, мой вопрос заставил Поппи глубоко задуматься. Он рассеянно посмотрел на меня и ничего не ответил.
— Послушайте, сэр, — вмешалась Элисон, — в понедельник утром нам обычно доставляют продукты, а ваш грузовик перегородил дорогу. Вам придется передвинуть его на другое место.
Поппи снова не ответил. Только теперь я разглядел синяк под глазом и засохший сгусток крови на губе.
— Нужно отвести его внутрь, — предложил я. — Мы сами сдвинем грузовик.
При этих словах Поппи кивнул, но вид у него был такой, словно наши голоса доносились до него откуда-то издалека.
— Я устал, — пробормотал он. — Господи, как же я устал от всего этого!
Элисон взяла меня за рукав и потянула в сторону от грузовика.
— Почему ты ничего мне не рассказал, Билл? — прошипела она.
— У Джея много проблем, Элисон.
Она снова скрестила руки на груди и сердито нахмурилась:
— Уж об этом-то я догадалась.
— Боюсь, ты все-таки не понимаешь…
— Тем более ты должен был мне все рассказать!
— Ты сама просила меня помочь Джею, помнишь?
Не расцепляя рук, Элисон пожала плечами.
— Скоро сюда должен подъехать один человек, — продолжал я. — Поппи расскажет ему, что знает. Надеюсь, это решит хотя бы часть проблем.
— Не понимаю!
— С землей, которую продал Джей, возникли сложности, — объяснил я. — Покупатель считает, что она может оказаться, гм-м… ненадлежащего качества. Эти люди, чилийцы, угрожали Джею и мне; они хотят знать, в чем дело!
— Если ты думаешь, что я позволю вам устраивать разборки в моем ресторане, то ты сильно ошибаешься.
— Ты начала первая, Элисон, — не я. Это ты предложила Джею совершить сделку в Кубинском зале. Ну а потом все завертелось… Но начала все это именно ты! Тебе так хотелось понравиться Джею, что ты позволила ему себя… использовать.
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась Элисон. — Это, случайно, не имеет отношения к О. — к женщине, с которой он встречается?
Я покачал головой; то, как мало ей было известно, неприятно удивило меня.
— Никакой мисс О. не существует. Джею ты понадобилась совсем для другого.
— Что-о?
Я понял, что сказал слишком много и теперь мне придется объяснить ей если не все, то, по крайней мере, большую часть.
— Мне не хотелось бы говорить об этом, Элисон. Вряд ли тебе будет приятно это слышать…
— Приятно или неприятно — не твоя забота. Просто расскажи мне, и все.
И я рассказал…
— Это Джей выбрал тебя, а не ты — его. Он вычислил тебя, выяснил, где ты живешь, на каком этаже. — И зачем это ему понадобилось?
— Ему нужно было смотреть на дом напротив.
Элисон уставилась на меня, словно не зная, обидеться ей или разозлиться.
— На дом напротив?… Из окна гостиной?
Я покосился на Поппи, потом снова повернулся к ней.
— Да.
— Джей… Он действительно постоянно торчал возле этого окна. Мы часто сидели там и разговаривали. Нам это нравилось. Это было… приятно.
Я медленно кивнул, и взгляд Элисон как-то погас.
— Он смотрел на ту девчонку?
— Да.
— Кто она?
Я снова взглянул на Поппи. Он выглядел основательно замерзшим и, казалось, воспринимает окружающее недостаточно отчетливо. Время от времени он задумчиво шевелил губами, но молчал.
— Кто она, Билл?
— Его четырнадцатилетняя дочь.
Она была гордой женщиной, эта Элисон Спаркс. У нее была важная работа, которая приносила ей хорошие деньги и давала возможность вести независимую жизнь и изредка баловаться редкостным наркотиком, и поэтому Элисон всегда считала, что знает жизнь и знает мужчин, потому что — так мне казалось — в глубине души она никогда особенно не доверяла мужскому племени. А теперь перед нею было неопровержимое доказательство того, что собственное тщеславие и похоть помешали ей разглядеть истину и понять: мужчина, который ей так нравился, на самом деле не был в нее влюблен — он просто притворился влюбленным, чтобы иметь возможность бывать у нее в квартире и глядеть из ее окна.