– Самая главная, – пропела феечка.
Ромка не кушал и никого не слушал – у Ромки было ЧУДО! И он исключительно по-детски забыл обо всем остальном.
– Действуй, – скомандовал Стужев.
Сказочное создание растворилось в воздухе. Ромка захныкал, Стужев обратил внимание на скатерть и направил на меня выразительный взгляд.
– Я ее все равно взяла постирать, – оправдалась тут же, – к тому же Ромка так ее не испачкает, как вы, стадо бугаев фэнтезийных.
– Маргоша-Маргоша, – с усмешкой произнес Князь, затем прошел, сел за стол напротив Ромки и спросил: – Чего есть будем?
– Гьечку, – грустно сообщил ребенок.
Князь задумчиво посмотрел на скатерть, на Ромку, потом на меня и спросил:
– За неимением крылатой спрошу у тебя – такие мелкие чем питаются?
– Едой, Стужев! – рявкнула я.
Укоризненный взгляд на меня и обращенное к скатерти:
– Ребенок народности людь, возраст года полтора…
– Тйи! – обиделся Ромка.
– О, да ты мужик, – восхитился Князь, – скатерть, возраст три года.
И тут чудесное творение ручной вышивки, грустно спросило:
– А волшебное слово?
– Быстро! – грубо приказал Стужев.
И вот тут чудо случилось уже у меня! Перед Ромкой, сдвинув тарелку с гречкой, возникла глиняная расписная тарелка с супом! И ложка деревянная! И тарелка с хлебом румяным и свежим! И плошка со сметанкой!
– Мама, – прошептала я, привалившись к раковине, чтобы не упасть.
– Самабака! – заорал счастливый Ромка, двигая гречку вообще подальше от себя.
– Суп? – задумчиво вопросил Князь. – А молоко, там? Бутылочка? Смеси?
– Сиси? – ехидно вставила скатерть.
– Да брось, на такое ты не способна, – отмахнулся Стужев.
Из скатерти медленно полезло… вымя, коровье, сосками вверх!
Я застыла, Ромка забыл про суп, Князь, хохотнув, сказал:
– Все, прости, не хотел обидеть.
Вымя втянулось в сукно, скатерть самодовольно заявила:
– То-то же.
Князь сделал вид, что ничего не слышал, а Ромка, схватившись за ложку, начал есть, довольный такой! Я подошла, села рядом, поставила ему сметанки и хлеб в левую ручку всунула, ну и салфетки достала, куда без них, поросеныш он у меня конкретный, потому что маленький еще.
– Рит, а ты что будешь? – спустя несколько минут поинтересовался Стужев.
Я задумчиво на него посмотрела, а Ромка, прожевав, выдал:
– Пюе!
– Это вообще что за блюдо? – проявил совершенное незнание дитячьего сленга Князь.
Скатерка оказалась умнее:
– С грибами? – вопросила она.
– Спасибо, можно и с грибами, – прошептала я.
Широкая глиняная тарелка возникла передо мной. На коричневой поверхности возвышалась горка пюре картошки, желтенькой такой, рядом горка жаренных со сметаной грибов, и еще салат из помидоров с огурцами!
– Мне, как всегда, – сделал «заказ» Стужев.
Широкая тарелка из белого фарфора, нож и вилка серебряные, мясо-гриль, рис белый рассыпчатый, листья салата, морские гребешки, три маленькие пиалочки с соусами.
Князь встал, помыл руки и с грацией аристократа приступил к ужину. Мясо, сочное с кровью, было отрезано небольшим кусочком, затем наколото на вилку, туда же накололи стручок чего-то темно-зеленого, обмакнули все это в соус и протянули мне со словами:
– Будешь?
– Нет, спасибо. – Я встала, взяла вилку и, вернувшись, тоже начала есть.
А потом Ромка сказал:
– И мозьна майозенку.
Стужев на слова Ромочки отреагировал странно. Внимательно посмотрел на него, потом на меня, мне же и было сказано:
– Я, конечно, не специалист в вопросах детского питания, но не рано ли этому шкету давать «морозенку»?
– Майозенку, – зачем-то поправила я. Потом, опять непонятно с чего, вдруг начала объяснять: – Понимаешь, был момент, когда Катя, мама Ромки, поступила… – я запнулась и прошептала: – Не очень хорошо. Она потом одумалась и исправилась, но какой-то комплекс остался, и теперь Ромке разрешает все, в том числе майозенку.
Почему-то Князь выслушал очень внимательно, и выражение лица было серьезным, а вывод:
– Значит, майозенку… я правильно сказал? – Молча кивнула. – Ага, то есть майозенку ребенку можно, а нормально кормить его мать отказывается? Хорошая попытка списать все на «чувство вины»!
Я оторопела, скатерка решила вмешаться:
– То есть майозенку я готовила зря?!
– Ну почему же, я съем, – невозмутимо ответил Стужев, продолжая пристально смотреть на меня.
В этот миг его уже пустая тарелка исчезла, а на ее месте явилось новое блюдо… Грибная поляна из шоколадного и сливочного мороженого, озерцо зеленоватого желе, в котором застыли рыбки из сухофруктов, и все это припорошено белым шоколадом.
– Майозенка моя! – с ходу сориентировался Ромка.
– Отлично, а я Риту забираю, – вставил Князь.
Ромочка насупился, даже кулачки сжал и выдал:
– Йита моя!
– Явно прослеживаются еврейские корни, – задумчиво произнес Стужев. – Дите, еще раз, медленно и с расстановкой – тебе майозенка, мне Рита, заметь, ты получаешь лучшее.
Малый подумал и уверенно сказал:
– Йома!
Стужев вопросительно глянул на меня. Перевожу:
– Он не «дите», он Рома.
Князь невозмутимо протянул руку, Ромочка смущенно-удивленно-восторженно ее попытался пожать, Стужев выдал:
– Приятно познакомиться, я Алекса… дядя, в общем.
– Почему «дядя»? – удивилась я.
Отняв руку у ребенка, который активно увлекся пожиманием, Стужев наклонился ко мне и прошептал:
– Так если он свое имя исковеркал до неузнаваемости, представляешь, что с моим сделает? Так что пусть будет «дядя».
С трудом сдержала улыбку, нет, ясно, что Стужев сейчас просто прикалывается, но умеет же.
– Ладно, держи майозенку. – Князь протянул ребенку блюдо с кулинарным шедевром.
Но Ромка радоваться не спешил и, подозрительно глядя на Стужева исподлобья, хмуро напомнил:
– Йита моя!
– Жмот, – прокомментировал Стужев.
Ромка молча и требовательно посмотрел на меня, ожидая перевода непонятного слова. Я подумала и сказала:
– Живот. У дяди болит животик.
Малыш удовлетворенно кивнул и, взяв ложку, приступил к первому грибочку, Стужев же полностью развернулся ко мне и, не скрывая подозрительности, протянул: