– Она не то чтобы стерва,
Просто любит потрепать нервы.
И ты попался, признаться, не первым,
Но мой совет тебе – не верь ей.
Я вырвалась, но в тот же миг Стужев прижал к стене и, склонившись к губам, пропел:
– Она опасна…
Пьяная ведьма дополнила:
– Когда строит глазки…
Усмешка, и он снова пропел:
– Она опасна…
– Беги, пока есть маза! – Никогда не любила эту песенку, но сейчас словно не могла остановиться.
– И ей ни разу… – Князь осторожно убрал прядь волос, приставшую к моим губам.
– Не доводилось мазать! – пропела я, отчетливо ощущая, как он касается меня пальцами.
– Она опасна. – Светло-синие глаза были так близко.
– Опасна! – снова я.
– Опасна! – Он все ближе.
– Опасна… – вместо песни тихий шепот.
– Но чертовски соблазнительна, – выбился из текста песенки Стужев, вторгаясь в мой личный мир.
Он не целовал – захватывал в собственную власть раскрасневшиеся губы, сминал жестко и безапелляционно, прижимая меня всем телом к стене и стягивая волосы на затылке, окончательно лишая возможности вырваться и вынудив выгнуться навстречу его прикосновениям. Это было так страстно, ярко, сексуально, на грани фола, на острие ножа, и язык, который я бы ему с удовольствием откусила, убрал молниеносно, лишь усмехнувшись, когда я клацнула зубами.
– Какая строптивая ведьма. – Тихий смех, и его зубы на мочке моего уха. – Маргош, ты меня дико возбуждаешь, я даже не помню, когда так сильно кого-то хотел…
Он чуть отстранился, и ледяной взгляд заставил вздрогнуть. Просто за этим льдом отчетливо проглядывалось что-то жуткое.
– Черт… – простонала я.
– Возбуждает? – поинтересовался Князь, указав взглядом на тесное нахождение наших тел.
И тут я была вынуждена честно признаться:
– Тошнит…
Рвало меня долго и со вкусом… медовухи. Что обидно – Стужев стоял рядом, придерживал волосы и теряющую силы шатающуюся меня, протягивал салфетки. Двери пару раз открывали, заглядывали, но присоединиться не желали. Потом в туалет вошел Игнат, дождавшись, пока у меня будет передышка, нервно спросил:
– Что с Ритой?
– Отравили, – ледяным тоном ответил Князь.
– Медовухой? – принюхавшись, вопросил Демон. – От медовухи похмелье, и то слабое. Что-то же должно было спровоцировать этот приступ рвоты.
– Пошел вон! – сказано было так, что Игнат вылетел.
А меня тошнить перестало.
– Полегчало?! – поинтересовались так, словно спрашивали «уже сдохла?».
– Угу…
Я с трудом разогнулась, получила еще одну салфетку, вытерла губы и, шатаясь, направилась к раковине.
Умывалась тоже долго, а Стужев опять придерживал за плечи.
Когда я взглянула в зеркало – там отражалась бледная я с покрасневшими глазами и Стужев с каменным лицом и желанием моей смерти во взгляде. И вот под этим проницательно-уничтожающим взглядом я почему-то медленно начала краснеть.
– Ты бы еще сивуху у леших потребила! – прошипел взбешенный Князь.
Я сглотнула.
Поняла, как жалко выгляжу, и воинственно ответила:
– Лешие не предлагали, – холодные глаза яростно сощурились, я добавила: – Но все впереди.
Зря сказала.
Стужев не стал орать или взывать к моей совести, он просто спросил:
– Почему ты так ведешь себя?
Резонный вопрос.
Вытирая руки, я дала не менее резонный ответ:
– Потому что мне так хочется, мне так нравится, и ты не давал повода вести себя с тобой иначе.
Легкий кивок, отразившийся в зеркале, выглядел почти издевательским, а в следующее мгновение одна стужевская ладонь проникла под майку, сжав нагло так, вторая залезла в джинсы! И не успела я возмущенно заорать, как Князь ехидно осведомился:
– Хочешь поинтересоваться, почему я так себя веду, Маргош? – и не дожидаясь моей реакции, продолжил: – Потому что мне так хочется, мне так нравится, и ты даешь повод вести себя с тобой таким образом. Ты поняла мой намек, Рита?
Обе ладони сжали подло захваченное. Молча кивнула.
Князь убрал руки и вышел из туалета, громко хлопнув дверью.
Так значит, да? Значит, от угроз к действиям! Значит, совсем охамели!
Я вышла следом, но едва оказалась в коридоре, свернула к трапезной. Там под завалом из пластиковых стаканов из-под пива сиротливо лежала очередная скатерть-самобранка. Молча подошла и встряхнула ее, освобождая из-под груза, – в углу под окном наблюдался последний ящик с пивом в пластмассовой таре… Дальше оно все как-то само:
– Лимонная кислота есть? – скатерть молчала. – Спирт? – тишина. – Уксус яблочный? Винные дрожжи? – вообще ничего. Сдуру спросила: – Клофелин?
На заляпанной поверхности, руки бы оторвать вандалам, возникла пластиковая бутылочка.
– Прости, господи, они первые начали, – успокоила я свою совесть, приступая к подрывной деятельности.
В общем зале я появилась бледная, несчастная, трезвая, но уже не злая. Парни сидели кто где, в основном на диванчиках и стульях, у окна стояли только Вовчинский, уже весь целый и здоровый, и рядом с ним Жека. Обидно так стало! Зря белочки старались.
– С выздоровлением, – насмешливо поприветствовал меня Георгий Денисович.
– И вам не хворать, – пробурчала я, настороженно глядя на позор отечественного фэнтези.
Позор смотрел на меня в полном составе… кроме Стужева, держащего в руках какой-то свиток и внимательно читающего его, и Игната, взирающего исключительно себе под ноги. Это уже не весело.
– Вы ей сами скажете, не так ли? – произнес Снег, обращаясь к Мастеру.
И это был не вопрос даже – прозвучало как ультиматум.
Я недовольно взглянула на белую шевелюру некоторых, мечтая проредить поросль, и тут прозвучал голос Князя:
– Очень приятно было узнать, что некоторые из нас все же уделяют внимание изучению кодекса и истории нашей организации. – Пауза и явно различимый скрежет зубов. От Вовчинского! На что Князь отреагировал вежливой улыбкой и продолжил: – Однако я должен указать на некоторые моменты…
– Ты «должен». – Волк издевательски спародировал нотки Стужева и презрительно фыркнул. – Давай откровенно, Князь, ты запал на рыжую, мы все понимаем и как сильнейшему уступаем право быть первым. На этом все, понял?!
В темном неуютном помещении прозвучал спокойный голос Князя:
– Я интересовался твоим мнением?