И я нахмурилась, уже враждебно и подозрительно глядя на мужика. Потому что в чем-то тут подвох точно есть, причем подляна там самая натуральная и конкретная и… И самое странное – я на него хмуро взираю, а черноволосый все шире мне улыбается. В итоге взгляд на Стужева и веселое:
– Где такие очаровательные ведьмочки водятся?
– Ян, – прошипел Князь, – даже если я место обозначу, тебе туда не добраться.
Серые глаза незнакомства сверкнули, причем натурально сверкнули, взгляд вновь был обращен на меня, и мне представились:
– Касьян, можно просто Ян.
Продолжая глядеть на темноволосого с подозрением, я прямо спросила:
– Простите, а семейству Кощеевых вы кем приходитесь?
Быстрый взгляд собственно на семейство, и вновь все внимание подчеркнуто уделено только мне, как и ответ:
– Внуком и двоюродным братом Кощею и Александру соответственно. Кстати, вы не представились.
С тяжелым вздохом я поднялась с постели, а это было нелегко, перина совсем мягкая, спрыгнула на пол, подошла к Яну и представилась:
– Маргарита Ильева, можно просто, – взгляд на улыбнувшегося Стужева и добавление, – просто госпожа Ильева.
И улыбка, милая такая.
Касьян, ну и имечко у мужика, протянул руку, но пожимать мою ладонь не стал, а обхватив, нежно, но крепко, поднес к губам.
А целовали ли вам когда-либо ручку? Прикасались ли к пальцам губами, при этом с самой провокационной улыбкой пристально следя за малейшей реакцией? А…
– Все, ты достал! – прорычал Стужев.
А переворачивали ли вашу ладошку тыльной стороной, скользя губами к запястью?
– Ян!
На бунт кощеевского внука никто не обращал внимания, ибо собственно Ян был занят поцелуями, а я мыслью о том, когда последний раз мыла руки. И когда продолжающий взирать в мои широко распахнутые глаза коварный соблазнитель вопросил:
– Интересно, а о чем вы сейчас с таким мечтательным выражением на очаровательном личике размышляете?
– Мм-м, – протянула я, – вам лучше не знать, Касенька… Правда.
Про себя подумала: «Сальмонеллез не дремлет», и осторожно отняла руку.
Потом решилась посмотреть в его глаза, и вот тут-то настигло меня странное ощущение – кое-кто просто играл, а на деле и глаза у него не серые, а тьмой отдают и гнильцой… нет, там что-то похуже. И этому кому-то что похуже явно «Касенька» не понравилось. Так и оказалось.
– Касьян, – отчетливо произнес незнакомец, теряя очарование и приобретая угрожающую брутальность, – можно Ян. Иное обращение в отношении Черного Навьего бога недопустимо.
Короче, я поняла – у них чисто по-семейному болезненное отношение к ласкательно-уменьшительным в отношении собственных персон. Мания величия, в общем. А еще и клептомания вдобавок… Куда я попала?
– Слушайте, – я повернулась к Кощею и Стужеву, – а можно мне уже к белкам, а?
Вместо нормального ответа услышала злое:
– Ведьма моя.
– Кто-то претендует? – задумчиво отозвался Ян.
– Кто-то глаз не сводит, – усмехнулся Кощей. – Александр, оставайся, вам с Маргаритой есть о чем поговорить, а мы с Яном не будем вам мешать.
И Кощей направился к двери. Удивленная, я даже повернулась и узрела, как деда схватил внука под локоток, в стремлении вывести дернул даже. Безрезультатно. Касьян, он же Ян, он же Черный бог и Навий в придачу, стоял и пристально-заинтересованно смотрел на меня. А затем медленно, чуть растягивая гласные, произнес:
– А девушка хочет… остаться наедине с Алом?
Девушка посмотрела на Князя… желаний типа тет-а-тет не возникало. Ваще! Секунд десять, пока кое-кто не протянул нехорошим тоном:
– Ромочка.
Я резко выдохнула, Стужев очаровательно-невинно-нагло улыбнулся, а Навий бог произнес:
– А я надеялся, что ты перерос свое подростковое желание давать ему имя. Алекс, взрослей уже.
Я мрачно посмотрела на Касьяна. Мрачно и зло. Понимаю, что кое-кто пытался задеть Князя, но обидел меня. Потому что Рома это Рома, но никак не… И темноволосый, усмехнувшись, кивнул мне и вышел. Кощей следом, наградив задумчивым взглядом. Дверь захлопнулась.
Резкий поворот к Стужеву, и мой злой голос:
– Не смей угрожать Ромочке! Не смей больше, понял?! Ты достал, Стужев! Ты достал, тайны ваши достали, ситуация тоже!
Орала я знатно! Наверное, и стекла дребезжали. И только полуголый Князь, ничуть не испугавшись, шагнул ко мне с вопросом:
– Что-то еще?
Зря спросил. Очень зря.
– Стой, где стоишь, злодеюка фольклорная! – прошипела я.
Стужев улыбнулся и сделал еще шаг со своим семейно-неизменным:
– Я предупреждал.
Еще шаг в мою сторону. Я психанула, шагнула к нему и прошипела:
– Я тоже!
Стужев вновь мягко сделал шаг, плавный такой, вот только был он без майки, и было заметно, как под кожей мышцы перекатываются, а это пугающе выглядело, и произнес:
– Маргош, нужно поговорить.
Что, правда? Быть не может!
– Психотерапевта себе найми с ним и разговаривай! – окончательно сорвалась я.
– Я подумаю над этим вопросом. – Угрожающий тон и еще один шаг.
Злая, я прошипела:
– Не подходи ко мне!
Шаг, и оказавшись вплотную ко мне, так что между нами пространства вообще не осталось, Стужев прошептал:
– Что-то еще, Маргош?
– Сволочь яойно-фэнтезийная! – Я даже на носочки поднялась, чтобы ему слышнее было.
Князя перекосило, и он прошипел:
– Я предупреждал, Марго.
Приподнявшись по максимуму, я заорала:
– Оскорбляла, оскорбляю и оскорблять буду, шантажист хренов!
Взбешенный Стужев склонился и прошипел в ответ:
– Шантажировал, шантажирую и буду шантажировать, ведьма безголовая!
На секунду опешив, я возмущенно заорала:
– Это я безголовая? Да на моем месте у любой бы крыша поехала, зараза ты, совести напрочь лишенная!
От обоснованных обвинений Князя перекосило окончательно. Он набрал воздуха, чтобы что-то ответить… резко выдохнул, почему-то огляделся, затем вновь посмотрел на разъяренную меня и вдруг… Это было подло! Это было реально подло, но теперь я знаю, почему поцелуи придумали – потому что сказать нечего было! Совсем нечего! Именно об этом я и думала первые две десятые доли секунды, пока Стужев стремительно склонялся надо мной, а потом…
Сначала в голове потемнело, потому что я зачем-то закрыла глаза… Потом такое ощущение, что меня накрыло тайфуном, когда его губы смяли мои в решительном поцелуе… и земля убежала из-под ног… Сердце начало стучать как сумасшедшее! Хриплый стон Князя, и дышать становится нечем из-за крепких, почти болезненных объятий, а мои ладони скользят по его плечам, и от этого крышу срывает окончательно. Мы проваливаемся куда-то и падаем, его рука на моем затылке, запутавшись в волосах, не позволяет прервать это безумие, а губы не дают даже возможности подумать об остановке. И мы несемся куда-то вдаль, где он пьет мои поцелуи, так жадно и страстно, что это сносит ураганом любые мысли… Треск ткани, обжигающее касание и умопомрачительное скольжение его ладони по моему телу… Мой стон, и стан выгибается, стремясь ощутить кожей его тело, прижаться, слиться, придав остроты экстазу страстного омута, в который затягивает с головокружительной скоростью…