Впрочем, Мавр, думаю, вряд ли когда-нибудь близко видел этот самый пролетариат… Дни он проводил в библиотеке Британского музея, а вечерами посещал дорогие пабы – в эти места любимый им пролетариат не очень-то захаживал. Да и Энгельс, этот модник, член привилегированных клубов, аккуратно заполнявший свои погреба самым дорогим шампанским, посещавший каждый год престижнейшую псовую охоту, не был близок с любимым мировым пролетариатом.
Энгельса, видимо, ждали, чтобы всем нам пройти в кабинет Маркса.
В кабинете на маленьком столике поблескивали оловянные кружки, в которых пенился портер, и лежали длинные глиняные трубки, так и зовущие покурить… Тотчас мужчины взялись за портер и трубки. Бедный Слон сделал новую попытку – начал рассказывать Энгельсу о том, что я боевик из Саратова… Но тоже тщетно: Энгельса революционное движение в России явно не интересовало.
И тогда Бакунин взорвался! Разыгралась веселая сцена из истории мирового коммунистического движения…
Бакунин (зло):
– Я привел вам русского боевика. Но вы даже не собираетесь выслушать молодого человека!
Маркс (боевито):
– Вы привезли его, чтоб убедить нас в дурацкой истине, будто рабская Россия готова к революции. Все равно не убедите.
Энгельс с дивана:
– У нас нет времени слушать глупости.
Бакунин:
– Еще бы! Это портит вашу дурацкую теорию! В России зреет Революция…
Маркс:
– Ха-ха-ха!
Бакунин:
– И молодому человеку нужны деньги на восстание!
И началось!
Маркс выкрикивал фразы, яростно метался по комнате. Казалось, в него вселился дьявол…
В ответ Слон орал Мавру:
– Вы рабы своей теории! С вашей немецкой ограниченностью вы раз и навсегда вбили себе в голову, будто в России не может быть Революции. Я привел вам живого революционера! Но вам наплевать – вы даже не хотите его выслушать! И перестаньте, наконец, вертеться, у меня рябит в глазах…
Но эту тираду было трудно услышать Марксу. Ибо он в это же самое время кричал свое! И это было извержение вулкана ненависти к человеку, которого он… явно любил! Энгельс короткими репликами поддерживал Маркса с дивана…
Бакунин не сдавался, он тоже кричал и тоже не слушая их:
– Гнусные догматики не хотят признать, что Россия уже покрыта кружками боевиков. Империя созрела для революции! И русская община – это есть будущий социализм!
«Гнусный догматик» орал в ответ как зарезанный:
– Революция в России – авантюра! И только законченный идиот не понимает, что сначала в стране должна победить буржуазная революция.
– И только буржуазия родит своего могильщика – Пролетариат, – выстрелил с дивана «генерал» Энгельс.
– И только пролетариат способен решить все проблемы человечества, – победоносно завершил Маркс.
– Гнусный диктатор! – орал Бакунин. – Ты готов изгнать из Интернационала всякого, кто хоть в чем-то тебе возражает!
– И тебя исключим! И скоро!
– И с кем останешься? С отбросами человечества? Вонючий говнюк!
Теперь они ругались самыми грязными словами. И все время неистово курили. Комната постепенно заполнилась удушливым дымом. Фигуры окончательно утонули в нем. Но окна открыть было нельзя, на крики могла собраться толпа.
– Пока ты и остальные эмигранты занимаетесь прожектами мировой революции… – вновь вскипел Маркс.
– …и день за днем дурманите себя девизом «Завтра она начнется!»… – ударил с дивана Энгельс.
– …мы, «вонючие говнюки», проводим время в Британском музее – готовим оружие для грядущей битвы пролетариата! – прокричал Мавр.
Это оказалось последними человеческими словами…
Если сначала они спорили на немецком, то потом перешли на английский, а затем на французский с латинскими словами… Теперь все языки смешались, их речь понимали только они сами. То был выработанный этими полиглотами некий секретный тарабарский язык, не понятный полиции…
Наконец Маркс подскочил к Бакунину. Волосатый кулак возник перед носом Слона. Тот, отстранив кулак, как-то угрожающе навис над Марксом, мне показалось, он сейчас попросту убьет его…
Энгельс вскочил с дивана на помощь другу…
Но в этот тревожный момент появилась экономка (оказалось, она всегда появлялась вовремя, потому что подслушивала за дверью).
Она свирепо потребовала объяснить, почему здесь так накурено. И строго велела… отчего-то Бакунину… немедленно прекратить спор.
Маркс испуганно затих. Умолк и Бакунин.
Она открыла окно…
Во время спора я нервно съел все пирожки…
Она мрачно сказала мне:
– Это вы все один слопали? Больше не будет. К тому же вам, господа, давно пора на свежий воздух. – И ушла, забрав пустую тарелку.
Решено было перенести спор в паб.
В пабе компания стала многолюдной. Собрались, как я понял, соратники по Интернационалу. Маркс, видимо, хотел избегнуть продолжения спора – соратники должны быть уверены в том, что никто не смеет спорить с Марксом, кроме тех, кому он иногда дозволяет.
Бакунин и здесь тщетно пытался говорить о боевиках из Саратова, но присутствующие перешли на фривольные темы. Главным оратором стал Энгельс – рассказывал, как он изучает анатомию по телу некоей госпожи N…
Про русское революционное движение вспомнили в третьем часу ночи, когда, очень веселые, вывалились из паба на улицу.
Маркс сказал, что у них с Энгельсом денег нету. Но они нажмут на Герцена, чтобы тот «передал вашему негодяю бахметьевский фонд».
В переулке горели фонари. Рядом мы увидели кучу камней – ремонтировали мостовую.
Участники пивного похода остановились и, как зачарованные, смотрели на кучу.
Наконец Маркс схватил камень, и – бах! – газовый фонарь разлетелся на осколки. Глупость заразительна, мы все начали бросать камни в оставшиеся фонари.
Шум наконец привлек и полицейских. Трое «бобби» уже спешили по переулку…
Мы дружно побежали. Полицейские бросились за нами.
Бег возглавлял Карл Маркс. Отец научного коммунизма продемонстрировал фантастическую резвость.
После нескольких минут погони нам удалось свернуть в боковую улочку и через задний двор выбежать на безопасную улицу.
Думал ли я, что через пропасть лет, в 1919 году, буду стоять на вокзале у гигантского портрета Маркса и вспоминать, как он бил фонари…
Слышал, когда Маркс умер, его провожали на кладбище десять человек. Кто мог подумать тогда, что его гигантские портреты будут развешаны по всей крестьянской стране, в которую он так мало верил… Портретов Бакунина, как оказалось, справедливо предсказавшего русскую Революцию, я у нас не видел.