– Три выстрела?
– Угу. Два – от противоположной стены, а один – ему в голову.
Питер вспомнил продавца в охотничьем магазине: знай целься, жми на курок – и проблемы как не бывало! Как и большинство орудий убийств, пистолеты не так уж удобны, особенно если хочешь скрыть преступление. Пистолет повсюду, в том числе и на стрелявшем, оставляет частицы пороха, по пуле можно понять, какое именно оружие применялось, как это и произошло в случае с Каротерсом. Нож или другое холодное оружие в этом смысле хитрее. Но и тут судебно-медицинский эксперт может, исследуя раны и подсчитывая их количество, определить тип орудия, которым они были нанесены, а часто угол, высоту и особенности удара. И далее правой или левой рукой он нанесен. Каротерс, конечно, ни о чем из этого не заботился. Как не заботятся и большинство преступников. Знай жмут на крючок. В чем и прелесть пистолетов. Можно не касаться жертвы. Ничтожный мускул пальца сокращается, и голова кого-нибудь у противоположной стены разлетается в куски.
– В котором в точности часу это было?
– Наверное, около половины четвертого.
Питер сверился с бумагами. Указанная цифра лишь на пятнадцать минут отличалась от той, которую установил судебно-медицинский эксперт, определявший время смерти Уитлока по температуре тела и по состоянию оставшейся в желудке пищи.
– Что он делал, когда вы выстрелили?
– Ел.
– А что, что он ел? – полюбопытствовал Питер, вспомнив, что и Винни это знал.
– Похоже, сандвич какой-то. Какого черта! Только и дела мне что помнить такую ерунду!
Питер бросил взгляд на Стайна. Пахнет неуважением к следствию.
– Мистер Скаттергуд любезно согласился выслушать нас, Вэйман. Он вовсе не обязан был этого делать.
– Ну да, я знаю. Извиняюсь, чего там. Тут ведь как: парень этот неплохой был, знаете ли, ученый, колледж посещал, так что плохо я поступил. Но если б вы только знали Джонетту… если б только знали…
– Дальше?
– Он стоял в одном белье, одежку он скинул. Красивая такая одежка. Цветная.
– Хорошо. А сколько времени вы там провели после того, как выстрелили?
– Да минута всего и прошла. Чего мне было там торчать?
– Но гильзы, однако, вы собрали. На это соображения у вас хватило.
– Хватило.
– Как вы выбрались оттуда?
– Я понимал, что выстрел был громкий, и открыл окно в кухне. Там пожарная лестница есть. Если встать на выступ окна, можно дотянуться, а там – на крышу, перебежать сзади и спуститься по пожарной лестнице соседнего дома.
– Откуда вам все это было известно?
– Ничего мне известно не было. Просто я открыл окно и увидел. – Каротерс взмахнул руками. – А не увидел бы, как-нибудь по-другому бы выбрался.
Наступила напряженная тишина. В ресторане Хоскинс уже, должно быть, платит по счету, аккуратно забирая себе копию.
– У вас есть что-нибудь еще, что-нибудь, что вы можете добавить и тем самым помочь нам отыскать убийцу Джонетты?
– Нет. Мы с ней все время держали связь по телефону, но с кем она там в Западном Филли зналась, я понятия не имею. Не знаком ни с кем, в глаза их никого не видал. Знаю только, что из команды мэра, – и все.
Питер кивнул Стайну:
– Хорошо. Сведения интересные. Мы это обсудим и посмотрим, что тут можно сделать. Возможно, от вас потребуется заявление. Дайте мне пару деньков. – Он ткнул пальцем в сторону двери. – А теперь постарайтесь, чтобы через две минуты вас здесь не было!
Три часа спустя в Ратуше после предварительных слушаний по другому делу Питер уже складывал бумаги, как в дверях, сияя широкой улыбкой, появился Берджер.
– Привет, вот ты где! У меня есть для тебя история. – Берджер махнул рукой в сторону стоявшего на полу служебного кейса. – Со Стайном уже переговорил?
– Он не позвонил, – соврал Питер.
– Позвонит, – уверенно заявил Берджер. – Так или иначе, послушай. История умопомрачительная! В ней как в капле воды отразилось все это учреждение! Был перерыв в судебных слушаниях моего нового дела. Какая-то ерунда об изнасиловании девки, которая давала за дозу кокаина и вдруг решила, что над ней надругались, – банально, как не знаю что! Ответчик из Верхнего Провиденса, большая шишка в страховой компании. Парень кипятится, договариваться не желает, дело идет в суд, и парень, как последний кретин, не хочет нанимать нормального адвоката. Вместо этого он берет своего юриста из фирмы, а тот в суде уже лет тридцать как не был. Может, в свое время он и был адвокатом, не знаю. Я его еще раньше утром заприметил, не нашим адвокатам чета! Костюм на нем, наверное, тысячи на две баксов тянет, а лет ему эдак шестьдесят с хвостиком, седовласый такой, почтенный – одним словом, всем адвокатам адвокат. Потом перерыв, я за ним иду по коридору, и по всему его виду ясно, что не нравится ему это место, не по себе ему здесь.
– Так, – обронил Питер, следя за ужимками Берджера и за его гримасничаньем.
– Ну, оказалось, что мы с ним оба направляемся в мужской туалет. Большой, в юго-западном крыле. Входим, и наш знакомец – прямиком к писсуарам. Но медлит, ну, ты знаешь, как это бывает у пожилых мужиков, им это не так просто. Я замечаю, что в кабинке кто-то есть, там на полу одежда скинута. Потом – шум воды, плеск, видать, бродяга какой-то, и притом пьяный, что-то бурчит себе под нос, напевает. И только этот старый юрист приноровился все-таки пустить струю, как из кабинки вываливается человек – совершенно нагишом и весь в толстом слое пены! Точь-в-точь снеговик, только тощий и страшный, выходит – и к нашему адвокату! Тот пугается до чертиков. «Мне мыло в глаза попало! Помогите!» – говорит бродяга. «Не подходите ко мне близко, сэр!» Но пьяный надвигается на него, наступает и, можно сказать, падает на него, сбивает с ног, и тот оказывается на полу возле писсуаров – весь в мыле и моче, лежит в луже среди сигаретных окурков и клубков волос.
Берджер скалился с такой силой, что потная кожа его, натянувшись, готова была лопнуть. Лицо его блестело от пота, а над бровью извивалась вздувшаяся жилка. Он потянул носом раз, другой, а потом поднял на Питера широко распахнутые глаза.
– Все будет в порядке, Питер. Я в прекрасной форме, все будет в порядке.
– Бердж…
– Нет, нет. Я знаю, о чем ты думаешь. Но я владею собой. Абсолютно. Видел бы ты меня в зале! Я был неподражаем, царил над всеми, ворочал свидетелями как хотел, заставлял их говорить то, что мне надо, удар, еще удар, и все было кончено. – Брови Берджера взметнулись вверх, изогнувшись арками, на лице его застыла широкая улыбка, и оно стало как маска. – Да, Питер, да, я позабыл. Моя жена вчера видела Дженис – та ужинала в одном местечке неподалеку от Риттенхаус-сквер.
– В каком «местечке»?