Проблема бездомных стала одной из главных национальных проблем. Все понимали ее важность, но никак не могли договориться, как ее решать. Единственное, в чем, похоже, все сходились, так это то, что сумасшедшие, хлынувшие на улицы в результате сокращения бюджетного финансирования и закрытия лечебниц для душевнобольных, не должны контактировать с детьми. На это я и упирал в своих письмах.
Я рассказал о письмах Роберту и Эдсону. Они поразились моей смелости, поскольку сами до сих пор боялись ведьму.
— Будем надеяться, что она не узнает, кто написал все эти письма, — заметил Роберт.
— А может, она уже знает, — предположил Эдсон.
— Боже милостивый, она же не настоящая ведьма. Ведьм не бывает, — сказал я.
— Помнишь птицу? — не унимался Эдсон.
— Ну, если я свалюсь замертво, или превращусь в жабу, или еще что, вы знаете, кто виноват. Предложите моим родителям подать на нее в суд.
Хотя, по правде говоря, я действительно тревожился. Я, конечно, не верил в ведьм, но старая карга до сих пор вызывала во мне ужас, и я решил, что, если увижу ее снова, постараюсь с ней не сталкиваться.
Так уж получилось, что примерно через неделю я своими глазами увидел, как ее сажают в полицейскую машину. Я посылал письма в течение нескольких дней, чтобы не вызвать подозрений, и поток жалоб в конце концов заставил полицию действовать. На самом деле ведьма не делала ничего плохого, просто ковыляла по тротуару, как обычно, но она шла мимо средней школы по направлению к начальной, и, думаю, именно близость детей дала полиции необходимый предлог. Я как раз доставал из своего шкафчика ленч и убирал учебники по математике и, привлеченный шумом на улице, выглянул в окно. Я увидел, как два дюжих полицейских вылезли из патрульной машины, подошли к старухе, поговорили с ней пару секунд и подвели к задней дверце.
И сразу уехали.
Конечно, полной уверенности у меня не было, но я примерно представлял, что произошло, и побежал искать Роберта с Эдсоном, чтобы рассказать им об увиденном.
— Ее забрали, — похвастался я друзьям. — Наши улицы снова безопасны!
Я размышлял, как поступят с ней полицейские, в чем обвинят и сколько продержат в участке. Я представлял, как ее фотографируют, снимают отпечатки пальцев. А что она чувствует? Напугана? Злится? И все это из-за меня!
После школы времени на размышления у меня уже не было. Том покидал отчий дом. Отец орал в коридоре, мать, как недорезанная, визжала на кухне. Сам Том невозмутимо вышел из своей комнаты и отнес чемодан в дряхлый «додж дарт», затем вернулся, чтобы собрать остальные вещи.
— Ты никогда ничего не умел планировать заранее! — выкрикнул папаша. — Вот в чем твоя беда!
— Пусть убирается! — завопила мать. — Пусть делает что хочет! Мне плевать!
Мне не хотелось вмешиваться, и я закрылся в своей комнате. В коридоре мы с Томом чуть не столкнулись, но даже не взглянули друг на друга и ни словом не обмолвились. Лично мне было все равно, останется он или уберется. Мы практически не общались. Правда, с его уходом я лишался буфера между собой и родителями. Теперь вся их злоба обрушится на меня.
И, судя по визгам за моей дверью, кошмар начнется, как только Том выйдет из дома.
Я ненавидел свою омерзительную семейку.
Интересно, что делает сейчас мой друг Пол. Я все еще иногда скучал по нему. И по его семье. А если бы он не уехал, дружили бы мы до сих пор?
Следующую неделю я жил в настоящем аду. Родители злились на Тома, но, поскольку его рядом не было, весь свой гнев вымещали на мне. Особенно мать. Она не прощала мне ни малейшего проступка, ни малейшего нарушения ее вечно меняющихся правил. Я старался как можно меньше бывать дома, задерживался в школе или болтался с друзьями. Я даже солгал родителям: придумал, что в «Джемко» заболел один из продавцов и я должен отработать два лишних вечера. На самом деле я те два вечера бесцельно шатался по магазинам, лишь бы не торчать в доме наедине с родителями.
Несколько дней спустя я прочитал в местной газете, что ведьма умерла в тюрьме в присутствии другой заключенной, заявившей, что старуха ее «сглазила». Как оказалось, ведьма носила ничем не примечательное имя Нора Вуд. Полицейские узнали это из спрятанных в ее одежде писем. В статье говорилось, что до выхода на пенсию Нора Вуд работала делопроизводителем в «Томпсон индастриз», а ее муж, инженер-электрик, умер в 1975 году, что и явилось причиной ее прогрессирующей душевной болезни. Репортер не упомянул о том, что последние лет десять Нора Вуд бродила по улицам Акации и множество людей считало ее ведьмой.
А вечером в субботу я получил письмо. К счастью, за почтой вышел я сам, потому что родители точно выбросили бы тот конверт. Адресовано письмо было «Мальчику», но все остальное, вплоть до почтового индекса, соответствовало действительности. На конверте был напечатан обратный адрес: Полицейский департамент города Акация, и я сразу понял, от кого это письмо.
От ведьмы.
Вместо положенного по закону одного телефонного звонка она попросила разрешения написать одно письмо.
Я разорвал конверт, но послание меня разочаровало. И смутило. На официальном полицейском бланке было написано только: «Прекрати сейчас же. Не позволяй им».
Я понятия не имел, что это значило, но, читая таинственную записку, дрожал от страха. Ведьма за мной следила! Пусть она не знала моего имени, но она знала, где я живу.
Хотя больше мне не о чем беспокоиться. Старая крыса мертва.
Я вернулся в дом и перечитал статью, надеясь найти хоть какой-нибудь намек, который помог бы расшифровать послание, но, кроме ссылки на тайник со старыми письмами, в статье ничего не было.
Я подумал немного, затем разорвал и конверт, и письмо и спустил клочки в унитаз. Там им и место. Вместе с дерьмом. Мне сразу же полегчало, как будто я освободился от проклятия. Потом я снова перечитал статью и вдруг понял: даже если старуху убила сокамерница, в ее смерти виноват я. Если бы я не спровоцировал ее арест…
Не пиши!
…она была бы жива до сих пор. Как ни странно, я не почувствовал никаких угрызений совести. Наоборот. Меня охватило странное ощущение могущества. Я почувствовал, что обладаю способностью — правом — решать, кому жить, а кому умирать. Наверное, примерно то же чувствуют врачи: ответственность за решение, как использовать особое знание или дар, кому помогать, а кому и нет.
А вот Роберт и Эдсон мучались угрызениями совести. Они чувствовали себя виноватыми, просто зная, как и почему старуху арестовали, и, ради нашей дружбы, я изобразил искреннее раскаяние, притворился, будто раздавлен горем. Но, честно говоря, я гордился собой, и ужасный поворот событий странным образом придал мне сил. Я убил одного из драконов своего детства и был счастлив.
И опять я начал подумывать о письме отцовскому начальству. После отъезда Тома папаша постоянно доставал меня, и я жаждал мести. Заработки в «Джемко» почти полностью покрывали мои расходы. Я прикинул, что, если получу стипендию или какую-нибудь финансовую поддержку, к сентябрю смогу уйти из дома и жить отдельно. И послать ублюдка к чертовой матери.