Я неловко пожал его руку.
— К чему именно я готов?
— Идемте. Мы устроили вечеринку в вашу честь. Все хотят познакомиться с вами, поприветствовать. — Он вывел меня из комнаты и быстро зашагал по коридору. — Вам непременно здесь понравится.
— Где здесь?
Мой провожатый остановился перед дверью С и трижды постучал костяшками пальцев. Дверь медленно открылась.
— Вам сюда, а у меня еще дела. Скоро я к вам присоединюсь. Развлекайтесь! — Он энергично пожал мне руку. — Еще раз от души поздравляю!
2
Я оказался не просто в комнате, а скорее в гостиной дома, обставленной в стиле то ли 1920-х годов, то ли 1960-х. Я был совершенно сбит с толку и на какой-то краткий момент даже решил, что переместился в прошлое, как вдруг из соседней комнаты раздался крик: «Электронная почта!», сопровождаемый дружным веселым смехом.
Я повернулся, попробовал открыть дверь, но она оказалась запертой.
Мне казалось, что я грежу наяву, и в то же время окружающая обстановка была очень реальной. Невозможно было представить, что тот стерильный коридор и эта приятная, старомодная комната находятся в одном и том же здании, хотя я это прекрасно знал.
И кстати, а где находится это здание? Уж точно не в том жилом комплексе
Шангри-Ла
— в который я так опрометчиво вошел. Несмотря на поздравления и глупое самодовольство — а как же! Я выдержал испытание! — факт оставался фактом: меня одурманили или вырубили каким-то другим способом и перетащили в это место.
Где бы оно ни было.
Впервые за то время, что казалось мне несколькими днями, я увидел окно и быстро подошел к нему. Бесспорно был день, но окрестности тонули в тумане, сквозь который едва проникал слабый солнечный свет. Любопытно. Я осторожно, чтобы не привлечь внимание тех, кто веселился в соседней комнате, потянул вверх оконную створку, высунул голову и сделал глубокий вдох. Я не удивился бы, если бы ощутил гнилостный запах могилы или безошибочный привкус кондиционированного воздуха. Ничего подобного.
Прищурившись, я пытался разглядеть хоть что-нибудь в густом, непроницаемом тумане. Я ничего не увидел, однако появилось ощущение, что это здание — фальсификация. Мне расхотелось увидеть то, что скрывал туман, я даже испытал к нему благодарность.
Я закрыл окно, задернул штору.
Что же здесь происходит, черт побери? Может, меня подвергли психологической обработке, как Пэтти Херст или военнопленных? Тогда эта фирма связана с министерством обороны, или с ЦРУ, или с каким-то другим ведомством, обеспечивающим национальную безопасность.
Из соседней комнаты донесся новый взрыв смеха, теперь показавшийся мне сердечным, гостеприимным. Собравшись с духом, я открыл дверь и шагнул в помещение, похожее на холл небольшого дома. Здесь разговор звучал громче, я различил отдельные голоса. Мужские и женские. И говорили собеседники — ну, о чем же еще? — о письмах.
Я вошел в следующее помещение.
И попал на вечеринку в духе романов Джона Чивера. Эта большая гостиная могла бы находиться в доме представителей высшего слоя среднего класса. Рядом с камином привалился к стене бородатый мужчина с бочкообразным торсом. В руке он держал бокал, еще несколько бокалов выстроились на каминной полке. С другой стороны камина лицом к нему стояла пожилая, профессорского вида женщина в длинном платье под старину. На диване неловко теснились две хорошо одетые пары, непонятно, знакомые друг с другом или нет. Еще семь-восемь человек самого разного возраста — от двадцати лет до шестидесяти с хвостиком — бродили по комнате. Неопрятный, причудливо одетый толстяк в одиночестве стоял у дальней стены и разглядывал собственные туфли.
Это была очень разнородная группа, объединенная, по-видимому, лишь общим занятием. Я предположил, что они не просто писатели, а Писатели Писем с большой буквы.
Первой заметила меня женщина в длинном платье. Она стояла лицом к лестнице, и, должно быть, движение привлекло ее взгляд.
— Он здесь, — объявила она.
Разговор оборвался, и все присутствующие повернулись в мою сторону. Я смутился и не знал, что сказать, но женщина подошла ко мне и взяла за руку.
— Если позволите, я вас со всеми познакомлю. — Она подтолкнула меня локтем. — Между прочим, как вас зовут?
— Джейсон. Джейсон Хэнфорд.
— А меня Вирджиния.
Она вывела меня в центр комнаты и объявила:
— Это Джейсон Хэнфорд. Наш новый Писатель Писем. — Затем она стала представлять меня каждому из гостей в отдельности: — Познакомьтесь с Лео… Билл… Это Джеймс… Джон… Эрнест…
Меня обнимали, мне кивали, мне подмигивали. Мне жали руку. Мы обошли всю комнату и вышли на кухню, где двое пожилых мужчин поедали закуску с серебряного блюда, стоявшего на маленьком столике.
— …Александр… Томас… — В одной из спален полный цветущий мужчина заигрывал со стройной, строго одетой молодой женщиной. — Чарльз и Джейн.
Мы все вернулись в гостиную. Я огляделся, откашлялся и застенчиво произнес:
— Предполагаю, что все вы Писатели Писем. Как я.
— Не предполагайте, — сказала Вирджиния. — Звучит, как будто мы…
— …придурки, — устало закончил Лео. — Понимаю. Мы все видели «Странную пару».
Странно было слышать, как этот бородатый аскет говорит о старом телевизионном шоу, но почему-то я немного успокоился.
— Так вы не все Писатели Писем? — спросил я.
— Все. Все, — ответила Вирджиния. — Я просто хотела уточнить.
Эрнест, тот, что так и не отлепился от камина, засмеялся.
— Я пишу письма в газеты, — вступил в разговор Чарльз. — Письма редактору.
— Я пишу актерам, писателям и музыкантам от имени фанатов, — признался Джон.
Все начали придвигаться к нам.
— Я пишу рекомендательные письма. — Александр.
— А я пишу политикам. — Томас.
Охваченными оказались все возможные сферы применения писем.
Билл писал письма в «Пентхаус форум» и «Плейбой эдвайзор».
— Я призываю перейти от анального секса к фетишизму, — похвастался он и бросил плотоядный взгляд на Вирджиню. — Хотя, насколько мне известно, вы все еще склоняетесь к первому.
— Вы отвратительны, — отрезала она.
Билл покатился со смеху. Александр покачал головой:
— Вы позорите себя и всех, с кем общаетесь.
— Заткнитесь, черт побери, старый уродливый карлик, — набросился на него Билл.
— Это вы заткнитесь! — взревел Эрнест.
Джейн рассмеялась и коснулась моей руки:
— Здорово вы их расшевелили. — Она кивнула на Чарльза. — Некоторые из его писем не попадали в газеты и журналы, потому что вместо них печатали ваши. Если хотите знать, это вызывало ожесточенные споры.