— В чем дело, приятель?
— Послушай, — заговорщически прошептал он, распахивая пиджак. Я увидел письма во внутренних карманах, письма за поясом его брюк. Не меньше дюжины писем. — Вчерашние и утренние. Я их не отправил.
Я не смог бы гордиться Шеймусом больше, даже будь он моим родным братом. В исключительно неблагоприятных условиях, вопреки логике и собственной натуре, он вырвался из цепких лап своей одержимости и самостоятельно пришел к выводу, для которого мне понадобилась серьезная встряска.
— Они плохие. Они неправильные. Я не могу послать их.
— Я знаю, — кивнул я.
— Но если я оставлю их, или выброшу, или… что-нибудь с ними сделаю, будет беда. Меня накажут. — Шеймус умоляюще посмотрел на меня. — Ты тоже так думаешь?
— Да, я так думаю.
Шеймус трясся как осиновый лист.
— Я не понимаю, почему я это сделал. Такая глупость. Не надо было связываться…
— Нет! — Я быстро подошел к Шеймусу и схватил его за плечи. — Ты поступил правильно. Мы все должны были так сделать. — Я посмотрел ему в глаза. — Ты знаешь, почему я сегодня здесь? Ты знаешь, почему я смотрю этот дурацкий фильм и даже не слежу за действием? Потому что я знаю, что больше не должен писать письма, и мне необходим предлог.
Его лицо просветлело.
— Правда?
— Я и завтра ничего не напишу, но не знаю, как скрыть свое безделье.
— А ты сможешь? — спросил Шеймус.
— Скрыть безделье?
— Нет. Не писать. — Он кивком показал на свои письма. — Я тоже так планировал, но не смог удержаться. Поэтому я решил, что просто напишу, но не отправлю. Убью одним выстрелом двух зайцев.
— Думаю, это хорошая идея, — похвалил я.
— Да, но смотри, что из этого получилось. Что мне делать дальше?
— Не знаю, — признался я. — Может, посоветуемся со Стэном?
— Давай, если ты считаешь, что так лучше.
— Возможно, за нами следят. За обоими, — предупредил я Шеймуса. — Выходим поодиночке и возвращаемся на свои места. Не стоит сматываться до конца фильма. Слишком подозрительно. Я уйду, когда начнутся титры, вернусь в кабинет, почитаю, наверстаю упущенное. Ты ждешь конца титров, тоже едешь на работу, досиживаешь до конца дня, чтобы не вызвать подозрений, и выходишь к своей машине в обычное время. Тот, кто оказывается на парковке первым, ждет другого. Затем мы оба едем к Стэну. Ни слова ни ему, ни кому другому, пока не войдем в его дом.
— Думаешь, сработает?
Я покачал головой:
— Не знаю.
Я не помню дня в своей жизни, который тянулся бы медленнее, чем тот. Я все ждал, что распахнется дверь моего кабинета, ворвется тот чиновник с парочкой своих охранников и меня уволокут в ту камеру. Или в соседнюю, из которой доносились вопли. Но минуты ползли, потихоньку превращались в часы. Никто не появлялся. Похоже, наш план действительно сработал, и в начале шестого мы с Шеймусом уже стояли на подъездной дорожке Стэна и ждали его возвращения.
Стэн оставил машину на улице и подошел к нам.
— Чему я обязан такой честью?
Увидев выражение наших лиц, он забыл о фривольности и посерьезнел.
— Что такое? Что случилось? — Он встретился со мной взглядом. — Поговорим в доме?
— Думаю, это наилучший вариант.
У паранойи есть свои плюсы. Стэн давно переоборудовал гардеробную в «убежище». Стоящие вдоль стен пенополистироловые коробки заглушали звук, а натянутые покрывала защищали от спрятанных видеокамер и любопытных глаз. Потолок и пол были выстланы одеялами. Как только мы все оказались внутри, Стэн включил туристский фонарь, заклеил щели между дверью и косяками изоляционной лентой и завесил проем еще одним одеялом. Получился как бы тряпичный кокон.
— Ну и ну, — сказал Шеймус и улыбнулся впервые за весь тот день. — Неужели ты знал, что мы заявимся?
— Предпочитаю всегда быть наготове.
Я объяснил Стэну, что случилось. Сначала рассказал о тайных посланиях Вирджинии и Эрнеста, написанных лимонным соком на поздравительных письмах. Глаза Шеймуса чуть не вылезли из орбит. Этой истории он еще не слышал. Потом я сообщил Стэну о затруднениях Шеймуса. Тот в подтверждение распахнул пиджак и показал письма. Их оказалось еще больше. После нашей дневной встречи он времени не терял.
— У меня есть камин, — сказал Стэн. — Мы их сожжем.
— Прекрасно на данный момент, — согласился Шеймус. — А что делать завтра? Послезавтра? Послепослезавтра? Я не могу приезжать к тебе каждый день, чтобы сжигать свои письма. Они заметят. Даже если я найду какой-то другой способ, они в конце концов все поймут. Что мне делать?
Стэн похлопал его по плечу:
— Мы что-нибудь придумаем. А сейчас просто избавимся от этих. — Стэн принялся стаскивать одеяло с двери. — Ни слова об этом. Просто болтайте о пустяках. А когда все сожжем, вернемся сюда и поговорим. Хорошо?
— Хорошо, — согласились мы с Шеймусом.
Стэн отклеил изоляционную ленту, открыл дверь.
В доме было темно. Вечер только начинался, и до сумерек оставался еще час или два. Солнце никак не могло зайти так быстро. Мы провели в «убежище» не больше пяти-семи минут.
Я посмотрел за окно. Туман был таким же густым, как в тот день, когда я приступил к работе. Я не увидел ни подъездной дорожки, ни наших автомобилей, и мне это не понравилось. Я оглянулся на Шеймуса. Он весь дрожал, а лицо его было почти таким же белым, как туман.
Стэн молча прошел из спальни в гостиную к камину и сделал нам знак следовать за ним.
Кто-то стал колотить в парадную дверь. Не стучать. Колотить. Гулкое грозное эхо покатилось по всему дому. Я подумал о «Ночи живых мертвецов» и о бесконечной, несокрушимой армии зомби, пытающейся вломиться на старую ферму, где прятались герои фильма.
Я опять взглянул на сгустившийся за открытым окном туман. За непроницаемой пеленой ощущалась та же холодная пустота, которую я почувствовал в первый раз ровно год тому назад. Но в самом тумане маячили какие-то фигуры. Очертания и тени. Темные силуэты, перед самым своим исчезновением сливавшиеся в почти узнаваемые существа. Я хотел закрыть окно, но боялся приблизиться к нему, боялся даже упомянуть о нем.
Стэн, опустившись на колени перед камином, включал газ. Из большой коробки он вынул длинную спичку и чиркнул ею. Я видел, как тряслись его руки. Пламя охватило фальшивые поленья.
— Давай, — сказал Стэн, указывая на письма.
Грохот в дверь усилился.
Затем прекратился.
Шеймус пытался вытащить письма из-за ремня.
— Сейчас-сейчас!
И его тут же засосало в открытое окно.
Это случилось так быстро, что я даже не заметил, не понял, как его забрали. Я не мог сказать, будто что-то схватило его или его, как пылесосом, высосало из комнаты. Я просто видел его, кричащего, уже снаружи.