Все это произошло всего год назад – и происшедшее меня изменило. Единственное, что осталось прежним, – это моя повышенная кислотность, которая по-прежнему проявляет себя как изжога, как горькая отрыжка, которая поднимается, словно обвинение или месть за все мои проступки. Я ходил к моему терапевту, и он спросил меня относительно ощущения, что у меня перехватывает горло. Его удивило то, сколько маалокса я глотаю. Это не оптимально, сказал он. Он мог бы назначить исследование, при котором я буду глотать бариевую кашу, после чего меня привяжут к столу так, чтобы ноги были приподняты, и посмотрят, что происходит внутри. На его взгляд, это похоже на «пищевод Беррета». Мы проведем гастроскопию. Я спросил его, нужно ли мне делать пликацию Ниссена. Он ответил уклончиво: давайте увеличим дозу лекарств и посмотрим. По его словам, он наблюдал немало случаев, подобных моему, и все может идти так и дальше.
Я живу на свои сбережения, но рано или поздно мне придется найти работу. Мне пришлось сдать в аренду мой дом, чтобы выплачивать ежемесячные взносы по закладной, и там поселилась молодая семья с тремя детьми. Родители были счастливы находке. Отец – крупный, добродушный мужчина, который напомнил мне Гарри Маккоу, – тряс мне руку. Теперь я живу в маленькой дешевой квартире на окраине Бруклина. Как я уже говорил, в последнее время я брожу по городу, перемещаюсь без какой-то ясной цели. Дни тянутся бесконечно. Я выгляжу очень аккуратно, почти каждое утро бреюсь, так что, как правило, в ресторанах мне разрешают сесть у окна. Я – это тот тип, что пялится сквозь стекло с тупым, рассеянным выражением лица. Я пытаюсь понять, где дорога обратно.
Рано или поздно я начну действовать. Я в этом уверен. Честно, в этом нет сомнений. Но сейчас я все еще пытаюсь разгадать тайну, почему я жив, а Гектор умер, почему когда-то я крепко обнимал у себя в постели Долорес и Марию, а теперь они исчезли, и я не знаю куда. Вот, в сущности, самое непонятное. Мы прошли сквозь жизнь друг друга с такой таинственной стремительностью. Она сломала меня, она воссоздала меня. Теперь я понимаю, как глупо я к ней относился, с излишней сентиментальностью. Это мой старый недостаток, но в случае с Долорес Салсинес мне следовало бы быть умнее, не так охотно покупаться на идею. Ведь Долорес, в конце концов, не была такой уж невиновной. Она была женщиной, которая изменила своему мужу не меньше чем с четырьмя мужчинами, а потом ушла от него, ничего ему не сказав. Она с самого начала мне лгала. И она не пыталась поговорить с Гектором – это она заставила его паниковать. Могло ли у нас с ней что-то получиться? Не знаю, о чем я думал.
И наверное, теперь я вижу, что Долорес не испытывала ко мне никаких особых чувств, чтобы потом вспомнить обо мне с теплотой. Я это понимаю, я знаю это в глубине души, и это справедливо. Я просто какой-то мужчина, с которым Долорес какое-то время пожила. Просто какой-то парень. Тело. Это мог быть Джек Уитмен, это также легко мог быть кто-то другой. В конце концов, я не имел никакого значения для сердца Долорес Салсинес.
Но это знание ничего для меня не меняет. Прошлой ночью я обнаружил, что смотрю, как ночной ветерок, влетая в окно моей спальни, колеблет занавеску, – и на секунду мне показалось, что за этой завесой я увидел Долорес. Я слышу мелодичный смех Марии. Я люблю их – горестно и безнадежно. Я проверяю себя на то, помню ли я их лица. Да, помню. А потом я думаю о том, что они находятся где-то здесь, в городе, едут в темной подземке. Есть ли у них жилье, есть ли у них деньги? Эти мысли меня терзают, и я стараюсь их отогнать.
И поэтому я постоянно нахожусь в движении. По большей части хожу пешком. Только вчера я проходил мимо большого многозального кинотеатра на Ист-Сайде, где шли восемь или девять кинофильмов. Часть из них принадлежали Корпорации, и один из них должен был принести в течение этого года почти полмиллиарда долларов. Я увидел зрителей, выстроившихся на улице в очередь. Они радовались перспективе развлечения, но, как мне показалось, в их глазах я прочел еще и усталую покорность. Если им и хотелось чего-то иного, то я не мог определить, чего именно.
Днем я вспомнил, как Лиз любила картофель фри, и зашел в фастфуд. Внутри картонная вывеска сообщала, что если вы купите гамбургер или коктейль, то получите игрушечную резиновую обезьянку, которая оказалась лицензированным товаром, изготовленным на основе одного из мультфильмов Корпорации. Эту фигурку все видели. Я уверен, что Мария тоже ее видела. Корпорация заказывает огромные партии литых игрушек в Китае, где их дешево изготавливают заключенные. Эта обезьянка очень узнаваема и восходит еще к целлулоидным короткометражкам, выпускавшимся Корпорацией в сороковые годы. Сейчас для нее и других мультипликационных героев Корпорация открыла сеть магазинов по всей стране – их 328, большинство расположены в пригородных торговых центрах, – где покупатели могут купить и другие продукты Корпорации: книги, кассеты, одежду, постеры, что угодно. Эта обезьянка теперь появляется в воскресных мультфильмах, передаваемых кабельным каналом, в классическом полнометражном анимационном фильме, в серии детских видео, в детских парках Корпорации и других дополнительных товарах: на часах, футболках и тому подобном. Ежегодный доход составляет около сорока миллионов. И эта же обезьянка начинает появляться в новых технологиях развлечений. Она продолжает жить так, как нам, живым, не удается. В ресторане объявление сообщало, что если вы потратите на еду больше некой суммы, то получите одну из видеокассет. Купите, например, пару гамбургеров. Прямо передо мной стояла маленькая девочка со светлыми волосами и голубыми глазами и умоляла мать купить ей видеокассету. Такое огромное желание, такая страстность. Честно говоря, я этого понять не могу. Но с другой стороны, я в последнее время вообще мало что понимаю – только то, что после смерти Лиз я потихоньку портился.
Передо мной мать исполнила просьбу дочери. Я был этому рад. Я видел эти мультфильмы: они очаровательные и увлекательные. Но конечно, Корпорация – новая Корпорация – выпускает массу очаровательной и увлекательной продукции. После завершения слияния она стала по-настоящему мировой и может рассчитывать на прекрасное будущее. Она будет процветать, возносясь над всеми странами мира, умелая и изобретательная, неистребимая, предлагающая немалой части человечества разнообразные развлечения. Это – магия Корпорации. Теперь мы живем, чтобы нас развлекали передачей группировок звуковых волн и света. И их делают все больше – идет приливная волна новых развлечений. Теперь мне кажется странным, что я когда-то мог принимать это столь серьезно. Но Корпорация будет существовать всегда – она уже пережила нации. Кое-кто говорит, что новая Корпорация – это еще один предвестник двадцать первого века, который уже почти наступил.
Я не сомневаюсь в том, что на тридцать девятом этаже обо мне поговорили и забыли. Президент тоже ушел, и новый расширенный совет быстро пригласил на его место главу одной из крупных студий Голливуда. Поверхность событий сомкнулась, словно лакуна на спокойном озере, не оставив никакого знака о том, что я когда-то там был. У новой администрации на тридцать девятом этаже есть другие поводы для беспокойства: рынки, стратегии, цифры. Именно так обстоят дела в Корпорации, если смотреть далеко. Очень мало кто бывает важен в течение долгого времени – практически никто. У Саманты, конечно, дела идут прекрасно. И сейчас там есть умный молодой человек, которого быстро повысили, переведя на мое место. Его имя мне неизвестно, но он, несомненно, весьма честолюбив.