Начальник тюрьмы чувствовал, что Кристина была исполнена решимости.
— Продолжайте, — сказал он.
— Он принуждает женщин к оральному сексу.
— Вас?
Она выдержала его взгляд.
— Меня.
— Когда?
— Минут пять назад.
Начальник рассеянно кивнул и провел руками по столу, будто сметая свое раздражение.
— Вы же понимаете, мисс Уэллес, что при отсутствии прямых доказательств у меня есть только ваше слово против его.
Кристина ликовала — сейчас коротышка решит, что она растерялась, коли молчит. Не торопись, говорила она себе, поиграй на его нервах. Теперь давай!
— У меня есть доказательства.
Начальник сложил руки на груди. Он слышал и не такое. Рука Кристины скользнула в карман.
— Вот кое-что в подтверждение моих слов. — И она поставила на стол маленький пластиковый стаканчик. — Здесь его сперма. Так что отдайте ее на анализ, проведите тест на ДНК или что вы там делаете, а потом проверьте его. Пять минут назад он размазал все это добро по моему лицу. А теперь пойдите и спросите его, где я эту сперму взяла, хорошо? Я ее у него не своровала, понимаете, что я имею в виду?
Начальник взял маленький пластиковый стаканчик, отклеил ленту, заглянул внутрь и кивнул. Затем поднял глаза на Кристину.
— Ну что ж, все понятно, — сказал он.
— Что? Вы что, не собираетесь реагировать?
— Я, между прочим, собираюсь реагировать, — сказал он, отодвинув стаканчик на край стола. — Но когда и как, не ваше дело. Однако, — он взглянул на бумаги на своем столе, — у нас есть гораздо более важная тема для разговора.
Она не верила своим ушам. Неужели он намерен прикрыть мерзавца?
— Что? — вырвалось у нее. Она с отвращением вспомнила о том, что только что ей пришлось вынести. — Значит, то, о чем мы будем говорить, важнее того, о чем я вам рассказала, начальник?
— Завтра вы должны предстать перед судом, мисс Уэллес.
— Перед судом?
— Верховным судом штата.
— Я ничего не понимаю.
— Похоже, ваш адвокат с вами не связалась.
— Никто мне ничего не говорил, — выдохнула она, испугавшись по-настоящему. — Они что, хотят добавить мне срок? Но ведь это…
— Да нет же, нет, — прервал он ее раздраженно. Он протянул Кристине бумагу. Это было письмо из офиса окружного прокурора Манхэттена…
Вам надлежит доставить Кристину Уэллес, заключенную № 95g1139-112D в Верховный суд штата Нью-Йорк, округ 47, в связи с ходатайством № 440.10. Ожидается, что ходатайство об освобождении данной заключенной и отмене приговора будет одобрено судом.
Мы не смогли связаться с семьей заключенной. Пожалуйста, сообщите заключенной о предстоящем изменении ее статуса и подготовьте ее к скорому освобождению.
Она подняла глаза на начальника. Он молча кивнул, губы сжаты. Кондиционер в окне что-то невнятно бормотал. Кристина перевела взгляд на письмо. Свои семь лет она получила отчасти благодаря миссис Бертоли, адвокату с мясистым лицом, одной из своры продажных защитников Нижнего Бродвея, которой удалось пробиться в более высокий эшелон. Почему прокурор написал это письмо? Она едва помнила его. На вид ему не было и тридцати, он ковырялся во всех мелочах ее жизни, чтобы понять, почему молодая женщина стала преступницей. В отличие от миссис Бертоли, которая не проявила никакого интереса к ее судьбе, она являлась на процесс, чтобы отработать гонорар. (Его заплатил Рик из денег, заработанных для него Кристиной.) Кристина отказалась сотрудничать с обвинением, и ее признали виновной по всем пунктам. Она покорно приняла приговор, усмотрев в нем логический результат жизни, вышедшей из-под контроля.
— Так меня выпускают? — спросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе.
— Да, — ответил начальник бесстрастно.
— Но послушайте, ведь такого не бывает.
— Да, обычно не бывает.
— Не могу в это поверить.
Глаза начальника были холодны.
— А я могу.
Вечером в камере при свете тусклой лампочки она упаковывала свои вещи в черный пластиковый мешок для мусора. Их было немного. Несколько книг, пленки с музыкальными записями, пять пар трусов, две пары брюк, три футболки, одно безобразное платье, пара кроссовок, лифчик из почтового каталога, щетка для волос, зубная щетка, зубная нить, тампоны и маленький пузырек с аспирином. Косметики у нее не было. Среди бумаг — фотографии ее матери и покойного отца и старая записная книжка с именами тех, кто был в ее прежней жизни. Отношений она ни с кем не поддерживала, хотела про всех забыть и чтобы все забыли про нее.
Мейзи стояла, наблюдая, и тихо плакала, слезы скапливались в асимметричных ложбинках на ее щеках.
— Может быть, ты придешь навестить меня?
— Я не смогу, Мейзи, — ответила Кристина. — Я буду по тебе скучать, но я никогда не вернусь сюда обратно.
Мейзи протянула ей маленький флакончик духов.
— Больше мне нечего подарить.
Кристина продолжала собираться.
— Ничего мне не нужно дарить.
— Такой, как ты, я раньше не встречала. Ты совсем не похожа на остальных.
— Я такая же, как все, Мейзи.
— Ты сегодня такое сделала. Об этом все только и говорят. Мягкого Ти выволокли днем из конторы и забрали ключи. — Мейзи бросила взгляд вдоль коридора, затем посмотрела на Кристину, глаза ее лучились нежностью, она ласково улыбалась.
Кристина покачала головой.
— Не могу, Мейзи.
— Ведь в последний раз.
— Не могу. Душой я уже не здесь.
Кристина посмотрела на потолок, ей была знакома каждая трещинка, каждый готовый обвалиться кусочек штукатурки. Еще одна ночь, и она больше никогда не увидит эту камеру.
Мейзи подступила к ней поближе.
— В последний раз?
Я поплачу о Мейзи позже, сказала себе Кристина.
— Прости, Мейзи, но сейчас у меня на уме другое.
Мейзи вздохнула.
— Ты собираешься вернуться к мужчинам?
— Это не то, о чем я в данный момент думаю.
— Знаю, но мне просто интересно.
— Мейзи, мне правда сейчас не до того. — Кристина повернулась к ней. Большие, спокойные глаза Мейзи были устремлены на нее.
— А я не сомневаюсь, что вернешься, — сказала Мейзи, в ее голосе звучала любовь. — Уж такая ты уродилась, моя крошка.
— Посмотрим.
— Мне ли не знать?
Может быть, она права, наверняка права. Неспроста же дрожали иногда у Кристины коленки, когда она думала о мужчинах.