Говорить Ронни не мог.
— Так что, Ронни? Повтори, что ты хотел сказать?
Ронни только промычал, и Рик снова потянул его за губу.
— Ты ему рот разорвешь! — закричала Бэт.
Он взглянул на нее.
— Рик, пожалуйста.
Он отпустил мужика, и Ронни свалился на пол.
Часом позже он подыскал подходящую стоянку в Китайском квартале с южной стороны Манхэттенского моста. Отличное местечко, как раз то, что надо. Спать можно в грузовике или переходить из одного дешевого отеля в другой. А если решит быстро убраться из города, достаточно все время держать вправо, пока не выберешься на мост. Рик притормозил рядом с железобетонным бункером величиной с телефонную будку. Дежурный по стоянке, чернокожий человек в бейсбольной кепке с эмблемой «Кникс», сидел в древнем продавленном кресле и, глядя в телевизор, ел свинину по-китайски. Он повернул голову, глаза тусклые, лицо нездоровое от выхлопных газов.
— На какой срок?
— Ну, скажем, на недельку. Может, дольше.
— Поставлю тебя на две.
Из-за затрудненного дыхания расслышать сторожа было трудно. Рик заглушил мотор.
— Можешь поставить грузовик подальше?
— Это ж неудобно для выезда.
— Хоть запихивай в самый зад, мне все равно.
Дежурный наклонился вперед и выключил телевизор. Его серое лицо странным образом обрело краски, будто это ящик высасывал из человека жизненные соки.
— Ты хочешь спрятать этот грузовик, браток?
— Этот грузовик принадлежит мне.
Улыбка обнажила коричневые зубы с прилипшими к деснам кусочками свинины.
— Вопрос остается открытым.
— Да, мой ответ — да.
— Отчуждение собственности? У нас такое сплошь и рядом.
— Адвокат жены…
Сторож нахмурился.
— Эти суки хотят загрести все до копейки — да, сэр, вы в печальной ситуации. Если желаешь, я запихну твой грузовик в подвал, в самый задний ряд.
— В качестве дружеской услуги?
Тот театральным жестом потер подбородок.
— Видишь ли, я всегда считал, что ситуация требует должного рассмотрения.
— Мне необходим доступ к грузовику.
— Как это понимать, дружок?
— Я хотел бы им пользоваться, когда захочу.
— Такого мы не разрешаем. Грузовик я твой поставлю в подвал, но чтобы ты семь раз на день приходил и уходил, устраивал тут вечеринки, барбекю, приводил подружек, — так дело не пойдет.
— Да не семь — всего раз в день.
Сторож вернулся к своей тарелке.
— Готов обсудить это предложение.
— Сто баксов в неделю. Ты поставишь грузовик в самый задний ряд, у меня не будет проблем с проходом на стоянку.
Сторож помешал свинину в картонной тарелке.
— Значит, так. Сотня в неделю меня устраивает, дружище, но есть еще и дневной сменщик, и вечерний. Представь, здоровенный жлоб, вроде тебя, вдруг заявляется ночью — он подумает, что его хотят пришибить. А если ты попробуешь ему объяснить, что мы с тобой обо всем договорились, не поверит. Если же я ему объясню, тогда он захочет свою долю.
— Плачу сто пятьдесят, по семьдесят пять на брата. Но я сплю в грузовике.
— Хоть оправляйся там, мне дела нет. Только окна закрывай.
— А чем дышать?
— Воздух там скверный.
— Я бы сперва поглядел.
Они прошли к лифту для машин и спустились в подвал. Темная, величиной в половину футбольного поля, площадка, с машинами, выстроенными по ранжиру: «мерседесы», три «лексуса» с дилерскими номерами, «кадиллаки», вроде тех, на которых разъезжал Тони Вердуччи, красно-вишневый «хаммер», коллекционный «тандербёрд».
— Ничего себе тут тачки.
— И то, — это тебе не простая парковка, тут надежное местечко.
Они прошли в дальний угол.
— Здесь.
— Воздух тут скверный.
— Гараж для машин, не для людей.
Рик засомневался, сможет ли он здесь спать.
— А как мне спускаться и подниматься? На лифте?
— Да нет, тут есть лестница, прямо у входа, рядом с моей будкой. Меня звать Хорэс, между прочим.
Рик отдал ему запасной ключ, потом отсчитал несколько купюр.
— Надеюсь, ты на эти денежки поразвлечешься от души, Хорэс. Мне пришлось немало попотеть, чтобы их раздобыть.
Дежурный спрятал деньги в карман.
— Говоришь, попотеть пришлось? Не смеши меня. — Он откинул голову и разразился приступом смеха, обнажив гнилые зубы. — Уж конечно, тебе пришлось немало претерпеть, так я сразу и поверил. Думаешь, я не знаю, кто ты есть? Я всех перевидал, всех и каждого! Рано или поздно все вы сюда являетесь, самого разного сорта люди, плохие, хорошие, богатые, бедные, все. — Он дышал с присвистом. — И ты мне будешь говорить, что у тебя были проблемы? Я это и так знаю, приятель, я очень хорошо знаю, кто ты и что ты: ты ходячая беда! — Его смех перешел в хрипящий кашель. — Здесь и впрямь дышать нечем! — прокаркал он. — Совсем задыхаюсь, браток. — Он поспешил к лифту, его надсадный кашель резонировал в подвале гаража.
Еще Рику был необходим телефон-автомат, но там, где потише, не на улице. Он прошел на запад по Канал-стрит через Китайский квартал, а потом на север к картинным галереям, наслаждаясь утренним солнцем, довольный тем, что освободился от машины. Город выглядел разбогатевшим. Галереи, магазины и рестораны были полны народа, европейцев и девиц в обтягивающих платьях, которые наивно полагали, что могут кого-нибудь этим удивить. Он заметил, что ему уступали дорогу на тротуаре даже черные парни. Рик успел позабыть, что на него так реагируют. На углу полицейский проводил его взглядом. Их глаза встретились. Зацепи лучше кого другого, приятель, а ко мне не вяжись. Надо бы изменить свой внешний вид, подумал Рик, я явно выделяюсь в толпе. Он разыскал ресторан с телефоном в глубине зала, наменял полную кофейную чашку четвертаков и позвонил в справочную Сарасоты, во Флориде, чтобы узнать номер матери Кристины, с которой виделся дважды, причем последний раз в день ареста ее дочери.
— Миссис Уэллес?
— С кем я разговариваю?
— Это Рик Бокка, миссис Уэллес.
— Ты разыскиваешь Тину?
— Да.
— Ее здесь нет, Рик. Она в тюрьме.
Так, подумал он. Ее мать ничего не знает.
— Я тоже о ней беспокоюсь. Ведь она на мои письма не отвечает. Такие дела. Последний раз мы с ней разговаривали зимой. Я много путешествовала. Только вчера вернулась и скоро опять уезжаю.