– Если ты о банде, – сказала Софи, – то они это сделали уже в пятый раз.

– Погибло три человека.

– Нет, они застрелили только двоих. Третий жив, хотя до сих пор находится в коме.

– О, это многое меняет.

Мик завел машину.

Софи взяла в руки рацию.

– Тридцать первый закончил работу по вызову.

– Тридцать первый, принято, – донесся ответ через помехи в эфире. – Можете возвращаться на объект двадцать.

– Аллилуйя!

Машина «скорой помощи» направилась обратно, на набережную.

На Альфред-стрит Мик припарковался на той же автобусной остановке, что и раньше, и, прихватив переносную рацию, вышел из машины. Оставшись одна, Софи достала регистрационный бланк и стала обдумывать, что написать.

Она хотела изложить все так, чтобы не возникло сомнений в том, что полицейские сделали все возможное. Каким бы нелепым это ни казалось, но представитель защиты, если дело дойдет до суда, сможет заявить, что смерть охранника произошла из-за некомпетентности полицейских, а не потому, что никто не заплатил этой продажной шкуре. Софи приходилось сталкиваться с такими случаями. Когда-то ее саму обвинили в некомпетентности. Как бы убедительно она ни описала все в регистрационной карточке, оставалась вероятность, что им предъявят обвинения, особенно учитывая, что одним из полицейских, причастных к этому делу, был ее муж. Софи представила, как будут звучать слова обвинения:

Разве вы не пытаетесь помочь своему мужу уйти от ответственности? Разве не поэтому вы заявляете, что мужчина скончался скоропостижно на месте происшествия? Разве это произошло не потому, что вы бездействовали считая, что у него не было шансов выжить, не потому, что полицейские занимались не своим делом? Думаете, при осмотре в госпитале не смогли бы установить, что неправильные действия полицейских привели к смерти?

И не приведи Господи узнать им об истории с Ангусом. Софи встряхнула головой и стала подбирать нужные слова и четкие формулировки для заполнения регистрационного бланка. На клочке бумаги она набросала черновик и уже хотела было заполнить карточку регистрации, как вернулся Мик с едой.

Затем они поехали на свою станцию «Скорой помощи» в районе Роке. Старое кирпичное здание стояло на пересечении Джордж-стрит и Глостер-стрит, как раз под южной частью моста, называемого Харбор-бридж. Мик нажал на кнопку дистанционного управления, чтобы поднялась дверь, и сдал назад, въезжая в узкий гараж. Сверху доносился не смолкавший здесь ни днем ни ночью рокот движущихся по мосту автомобилей, и даже когда дверь закрылась, мало что изменилось – грохот ничуть не стих. В ординаторской к доске объявлений был прикреплен пакет с берушами. Это была шутка с подтекстом. Дежурившим в ночную смену на станции «Скорой помощи» в Роксе никогда не удавалось прилечь поспать.

Софи положила незаполненную регистрационную карточку на скамью в ординаторской и вместе с Миком отправилась в комнату отдыха перекусить.

– Такая смерть попадает в десятку самых страшных смертей. – Софи говорила с набитым ртом, пережевывая кебаб. – Страшнее ничего и не придумаешь. Тебе больно, ты медленно умираешь, ты не можешь дышать, но находишься в сознании и все ощущаешь.

– Ты видела, у него все руки были в крови?

Нетрудно было представить, как умирающий мужчина хватался за шею, расцарапывая себя в кровь.

– Думаю, третье место из десяти.

– Нет, по-моему, это хуже, чем попасть под паровой каток, – сказал Мик. – Был бы жив тот парень, он бы это подтвердил.

– А что смог бы рассказать человек, попавший под паровой каток? Сначала каток наезжает на ноги, а через пару секунд – все кончено.

– По крайней мере пара секунд – это не такие долгие мучения, которые пришлось вынести тому парню из банка, – заметил Мик.

– Согласна. Тогда второе место. Попасть под паровой каток – на третьем.

Первое место осталось для какой-нибудь ужасной смерти, которую они даже не могли себе вообразить.

Листики салата выпали из кебаба Мика на кофейный столик. Он собрал их в кучу.

– Можно спросить? У тебя с Крисом все в порядке?

Софи уставилась в свою тарелку. Что означает этот вопрос? Он о чем-то догадывается? А если он спросит ее напрямую: что у нее с Ангусом? Сможет ли она, глядя ему в глаза, соврать?

«Так, спокойно, – подумала Софи. – Ничего этот вопрос не означает. Это было всего лишь раз. Единственный раз».

– Крис действительно выглядит очень подавленным, – продолжал Мик. – Я видел слезы у него на глазах, когда мы помогали этой женщине.

Софи почувствовала, облегчение, небольшое, но облегчение.

– Он постоянно такой после того, как его избили. Думаю, у него посттравматический стресс.

– Ему нужна помощь.

– Я говорю ему об этом каждый день, но все заканчивается ссорой.

Софи почувствовала, как на глаза набегают слезы. Она была благодарна Мику за то, что он отвел глаза, сделав вид, что рассматривает плакат по гигиене и охране труда, прикрепленный к стене.

Через некоторое время он снова посмотрел на Софи.

– Софи, с ним будет все в порядке.

Софи кивнула, боясь произнести хоть слово, чтобы не расплакаться.

18:58

Когда Софи вернулась в свой дом в Глэдсвиле, Крис был в кухне. Она бросила сумку на пол и заглянула в гостиную. Лачлан, увидев Софи, ухватился за край манежа, подтянулся вверх и встал на ноги. Софи подошла к малышу и взяла его на руки.

– Ах, мой мальчик! Кто тут мой самый любимый малыш?

От тепла ребенка Софи почувствовала, как все переживания этого трудного дня отступают на задний план.

С ребенком на руках она пошла в кухню. Крис сидел за столом, склонившись над тарелкой. Софи улыбалась, глядя на Лачлана. Мой славный сыночек.

– В стиральной машине была кипа белья.

Холодность тона Криса вернула ее на землю.

– Вот досада, я забыла развесить его сегодня утром, вздохнула Софи» – Займемся этим сейчас?

Она уткнулась носом в лоб Лачлана.

– Мы займемся? Хм, мы? – Крис недовольно ухмыльнулся. – Уже все давно сделано, – сказал Крис.

– Ах, вот как. Спасибо. – Софи вскинула брови, не сводя глаз с Лачлана. – По крайней мере мы хотя бы разговариваем друг с другом.

Крис даже не повернул головы в сторону Софи.

– А что, мы не разговариваем друг с другом?

– А как еще это можно назвать?

– Мы были на работе. У меня есть дела. Мне нужно о многом подумать.

– В последнее время ты слишком много думаешь.

– Я же говорил тебе: у меня много работы.