– Похоже, что прячемся, Мотя – сочувственно сказал я. – Мы пообещали Ане полное подчинение в обмен на помощь в освобождении тебя. А она хочет, чтобы мы прятались.
– Ну тогда у нас есть все права извиниться перед Аней. Освободился-то я сам…
Мне очень не понравилась тема ответственности перед Аней, и я решил немедленно прервать ее.
– Расскажи, лучше, Мотя, как у тебя это получилось?
– Ха… Получилось. Откуда рассказывать?
– Рассказывай сначала.
– А вот начало я помню плохо. Меня месяц или около того пичкали какой-то дрянью через капельницу. Так что мне ни вставать, ни думать не хотелось. В голове было какое-то марево. Кто-то со мной о чем-то говорил… Хотя я тогда все больше спал. Потом капельницу сняли. Перевели на колеса.
– Но ты их, конечно, не жрал?
– Только пару дней. Потом стало легче и я начал соображать, что к чему. Зажимал колеса за верхней губой (под языком они проверяли), делал вид, что глотал, а потом в туалете выплевывал. Тут ко мне начал приходить твой кореш. Низкий такой. Ушастый. Неулыбчивый. С монотонным голосом и залысинами.
– ФФ?
– Он самый. Федор Федорович. Которого я в Риме на хер послал. Но он не обиделся. Рассказал, что ты от них сбежал, но что они тебя найдут. Обещал, что тебе ничего не будет. Что тебя простят. Просто ты им нужен по какому-то важному делу. И несколько раз по-хорошему спрашивал, не хочу ли я им, а заодно и тебе помочь?
– А ты его опять, как в Риме?
– Нет. Я ему так культурно говорю – «не могу». А как бы я мог? Откуда я знал, где ты?
– Ценю твою несообразительность.
– Ну а как же… Но он тоже так вежливо говорил, что они вынуждены меня тут держать, пока тебя не отловят. Вроде как я у них – заложник. Но обращались они со мной – отлично. Книги, кассеты, DVD, телевизор, прогулки, правда, в сопрвождении двух жлобов, спортзал, передачи от родителей.
– Как они, кстати?
– В порядке. До сих пор думают, что я в блатной клинике от белой горячки лечусь, а курс лечения такой, что встречи с близкими – крайне нежелательны, чтобы опять на старое не потянуло.
– Гуманно.
– Очень. Твои хаты – нормальные ребята. Жаль, что враги. Да… Так вот, лежу я, значит, жду, что вы меня вытащите. Вас, козлов, как второго пришествия Христа, нет и нет. Натурально, начинаю скучать. Думаю, пора сваливать самостоятельно. Но тут две проблемы. Первая так себе: ФФ сказал, что за попытку побега мне будет устроен фармакологический ад. Который хуже настоящего. А вот вторая – посерьезней: видеокамера в палате, небьющиеся окна, двор 24 часа патрулируется и забор пятиметровый с колючей проволокой. И денег у меня – ни копейки. Предки мне как-то пытались сто баксов в передачу засунуть – вышел скандал. ФФ пригрозил за вторую попытку весь кайф отменить и сделать из одиночной палаты одиночную камеру. Без сортира.
– Так тебя серьезно в оборот взяли. Кнутом и пряником. Как же ты все-таки сбежал?
– Оля помогла.
– Финдиректрисса? У вас наладились отношения? Поздравляю!
– Не в этом смысле. Она мне прислала видекассету с Джеки Чаном. И ручку. Чтоб я, мол, мемуары писал. Тетрадь кожанную, красивую тоже кстати, прислала. Но ее хаты три дня мусолили, искали в ней тайные надписи.
– Ручку-то шариковую?
– Перьевую. Не в этом дело. На кассете перед фильмом идут рекламные ролики. Штук пять.
– Ну, естественно.
– А один из роликов был как раз про мою ручку. Из него следовало, что перо у ручки золотое, а кончик колпачка – алмазный. Видно хаты рекламу просматривали не внимательно. Или не сообразили. Я потер кончик – он был чем-то черным замазан – и точно – алмаз. Потом перо попробовал на ощупь. Мать твою… Да оно не золотое никакое, а стальное. Или титановое.
– Оружие, значит.
– Вот именно. Ну а дальше было дело техники. Я вам всегда говорил: «Ребята, спортом надо заниматься».
– Подожди со спортом. А видеокамера? А небьющиеся окна? А охрана? А забор? А проволока?
– В Политбюро не дураки сидят. [105] Сделал из одеял и книг куклу да сполз под кровать. Подождал час. Пока лежал там, свил веревку из простыни. Никакой реакции. Вылез острожно. Вырезал алмазом одно стекло. Затем другое. И спустился по веревке. А на веревке сделал специальный узел. Дергаешь за нее три раза – сильно – слабо и опять сильно – он и развязывается. Веревку бы заметили сразу… А дырку в окне – вряд ли.
– Круто! А патруль во дворе?
– Так его за сто метров видно. Фонари же горят. Дождался пока они повернутся спиной – и в кусты.
– Ни хрена… А забор?
– А вот опять ручка помогла. Я подпрыгнул и воткнул ее в забор. Он же мягкий. Бетонный. Потом подтянулся на ней и ухитрился встать на ручку ногой.
– Эквилибристика!
– А то! Дальше закинул веревку с камушком на конце. Зацепил ее за проволку. И по ней уже добрался до верха забора.
– Офигеть… Ручку не забыл?
– Не… Вытащил, конечно. Ну и все. Спустился по той же веревке, ободрался только очень об кусты – и огородами к дороге.
– В пижаме?
– А в чем? Ловлю тачку. Останавливается мужик. Спрашивает: «Ты ваще кто такой?». Я ему: «Мужик, личная драма, у меня любовница – жена мента, прикинь! она думает, что он в командировке в туле, а он тут как тут – в дверь… она мне: „Беги, потому как он тебя прямо сейчас убьет и ему за это ничего не будет“. Ну я с третьего этажа – в кусты, ничего, ободрался вот только…»
– Поверил таксист?
– Еще как. Впечатлился. Говорит: «Да, такие дела… на твоем месте мог бы быть каждый».
– Ну, допустим, – не каждый, – Антон казалось думал о чем-то своем.
– Видишь ли Антон, – ответил вдумчиво Матвей. – Тебя этот таксист не знает. А второго такого, как ты, на свете нет.
Антон не стал отвечать. Тогда я продолжил свои распросы.
– А денег он с тебя взял
– Нет. Потому что у меня их, как я уже говорил, не было. Я думаю, куда ехать? К предкам – нельзя. К Ольге – тоже. Говорю таксисту: довези до центра Москвы, дай денег, еды, одежды и возьми взамен замечательную ручку.
– Добрый ты, Мотя. Мог бы его и на хер послать.
– Мог. Но, во-первых, он мне доброе дело сделал, а во-вторых, он бы шум поднял. А зачем мне шум плюс испорченная карма?
– Иж как заговорил. У Антона научился? Ладно. И что таксист?