Потом одна длинноногая красавица прилюдно зализывала Моте ссадину на запястье. Затем мы пошли ко мне (родители были на даче) и пили, слушали наперебой музыку, а в конце-концов даже родная сестра Дина показалась мне не такой уж отмороженной.
Мы вышли на балкон покурить. Я накинул на плечи Дины свой пиджак и с изумлением узнал, что моя физико-математическая кровная родственница пишет стихи.
Пришла зима на оба наших дома
У вас Китай. Буддийская истома,
Зеленый чай с Великих Желтых рек.
А в призрачной прозрачности сосуда
Цветущий лотос. Благодушный Будда.
Жемчужные возможности судьбы.
Я удивился. О буддизме тогда в Москве толком никто и не думал. Зеленый чай был экзотикой. И что вдруг Дине вздумалось писать про него стихи? Потом мы долго пили. Не чай. Дина тоже пила, плакала и говорила, как она на самом деле любит меня. Я расстрогался и мы чуть ли не поцеловались.
А сейчас? Что у нас – гражданская война? Как можем мы с родной сестрой оказаться, да не по разную сторону баррикад, а просто в разных Вселенных?
И что мне теперь делать? Думать об этом? Переживать? Пытаться восстановить целостность реальности? Хорошо бы, да только я знал, что она не восстановится. Она – утрачена и невосстановима.
– Дина! Дина!! Ты сошла с ума!!! Что же ты, дурочка, сделала?
– Понимаешь, Иосиф, – у Дины в глазах был тот самый вечер, когда мы с нею помирились, – я это сделала давно.
– А мама знает?
– Нет.
– А… папа?
– Никто ничего не знает.
– Так передумай! Еще не поздно!
И чтобы доказать себе, что это так, я почти судорожно отыскал в iPOD'е нужную песню и включил ее пока Дина не успела мне возразить. Песня началась. Я подошел к Дине и протянул ей один из двух наушников. Мы стояли очень близко друг к другу, чуть ли не обнявшись.
Еще не поздно, день уже прожит.
Войди, прохожий, я тебе верю.
Сдирая кожу, входит луна в узкие двери.
Что-то поет чей-то голос,
Бьется в стекло, тонет в стекле,
Разорвалось – раскололось.
Кто-то зовет меня…
Дина молча выслушала песню до конца и вернула мне наушник. Я не мог понять, что происходит у нее в душе. Но что-то в ней происходило. Разобраться бы… Конечно, всю жизнь Дина была мне чужой. Но… На самом деле – она же не чужая?!
Я покачал головой и сел на место. Мотя взял слово:
– Короче пацаны. Давайте конкретно. Мы, кажется, все тут попали. У кого какие предложения?
Мне показалось, что от его азарта осталась только злость.
– Скучно быть смелым. Давайте послушаем мою бывшую жену.
Слово «бывшую» Антон не педалировал, но оно все равно резало слух. Матвей неожиданно сменил злость на ласку.
– Дина, мы не враги друг другу? Правда ведь?
– Я вам враг, а вы мне нет. Мальчики! Вы ничего не понимаете. Совсем ничего. И это – нормально. Вы умные, но сейчас никто ничего не понимает. Завтра в России меняется власть.
– Власть?
– Новый премьер министр. Новые руководители Генштаба, ФСБ и МВД. С послезавтрашнего дня – новый министр обороны.
– Ну это не так плохо, – оживился Мотя. – Давно пора.
– Политическое остроумие в данной ситуации отдает жестким цинизмом, – Антон отчитал Мотю, а потом вполне по-дружески обратился к Дине:
– Вы решили сменить тупых, ленивых и жадных полухатов на профессионалов?
– Примерно.
– И все как на подбор будут второй степени посвящения? А то и первой?
– Примерно. Первой – не будут. Первой здесь – пока одна я.
– Но вы же не всех собираетесь сменить? – Слово «всех» Антон произнес с некоторым ударением.
– Не всех…
Дина впервые посмотрела на Антона. Во взгляде ее читалось некоторое уважение. Кажется, объявив свою степень, и признав элегантность рассуждений Антона, она рассчитывала на ответное уважение. Антон пропустил это мимо ушей.
– А потом, конечно, атомное оружие?
– Конечно.
– Ядерный катаклизм?
– Да.
– На сколько миллиардов?
У меня возникло ощущение, что Антон интересуется неожиданной возможностью купить квартиру с большой скидкой.
– Не очень ясно. Наши аналитики до сих пор все не просчитали. Очень сложная модель. Думаю на шесть-семь.
– Вы начинаете, Америка отвечает?
– Именно.
– Кто останется?
– Кто-то в Африке. Кто-то в Китае.
– И все?
– Плюс-минус Гренландия, Антакартика и те, кто добежит до бомбоубежища. Но что они будут делать потом – это вопрос. Двухлетняя пылевая буря…
– А исламские страны с повышенным экстремизмом? Они же ваши союзники?
– Ну, Антон!..
– Извини. Хорошо. Что Австралия, Южная Америка?
Спокойный семейный деловой разговор. Однако…
– Мегаполисы и крупные города – без шансов. Больше трехсот боеголовок. Возможно, небольшие городки и сельское население в начале уцелеет, но… Климатические изменения будут очень серьезными.
Я представил себе, как начинается ядерная война. Никакой предварительной подготовки населения. Никаких слухов. Война должна начаться совершенно внезапно. Как гром среди ясного неба. В прямом смысле. Офигевшие дикторы телевидения и радио что-то лопочут, сами не понимая, что им сейчас делать. Времени у дикторов – пять-семь минут. В Останкино-то конечно бомбоубежище есть. Те, кто их услышал и им поверил, начинают бежать к метро. Успевают добежать только жители соседних домов. Все странно одеты. Смесь дома и улицы. Кое-кто в тапочках. У кого-то зонтики. Большинство детей – не одеты, а завернуты в одеяла и пледы. Возникает давка. Люди озираются. В общем, никто ничего не понимает. Кто-то все равно не верит. Кто-то так и знал, что этим все кончится. Люди пытаются звонить, но мобильные телефоны не соединяют. Линии – перегружены, как в Новый Год. У кого-то радиоприемник. Он пытается найти волну, на которой хоть кто-то что-то может объяснить. Толпяющиеся у входа в метро люди не очень похожи на людей. Они скорее напоминают мычащее стадо коров перед входом на бойню. Особенного ужаса нет. Есть печальная растерянность. Все поглядывают на небо. Ждут вспышки.
Мотя, который последние несколько минут тряс головой с искренним желанием проснуться, наконец решил включиться в разговор.
– Дина! Я не понял. На хера этот Армагеддон?!
Я, чтобы не мешать воркованию голубков, прошептал на ему на ухо:
– Энергия Мотя. Энергия Ка. Я же тебе рассказывал. Ее надо закачать в параллельный мир. Не мешай. Дай послушать.