В универмаге мы сначала купили большой чемодан на колесиках. После чего разделились для ускорения процесса. Чемодан остался при Маше. Я купил себе грязно-белый шерстяной свитер грубой вязки, темно-зеленые джинсы, черные туристко-солдатские ботинки и какого-то белья. Все это я немедленно на себя одел, аккуратно выбросив все старые вещи кроме черного свитера в большой мусорный бак.
Мы встретились через полчаса у главного входа. Я открыл чемодан, чтоб положить в него старый свитер и тяжело вздохнул. Свитер не влезал. Я вспомнил, странное отношение Маши к шопингу. С одной стороны я как-то зафиксировал достигнутый ею в Париже личный рекорд магазинной скорости, который равнялся 1700 евро в час. И это был честный шопинг. Fair Play. С примерками. Без ювелирных изделий и авиабилетов.
С другой стороны, Маша терпеть не могла говорить о шмотках, о моде, о новой колекции Crizia и всяких женских глупостях, глупее которых могут быть только абстрактные разговоры мужчин о машинах.
С третьей стороны, одевалась Маша всегда хорошо. Или очень хорошо. И не в совковом стиле: к голубой блузочке голубую юбочку с голубыми туфельками и голубой сумочкой. А вполне раскованно и спокойно – по европейски. Вещи сочетались между собой фактурой, интонацией, стилем, душой, если у вещей есть душа, чем угодно – только не цветом и тоном.
Когда я спросил у Маши – как же так: если говорить с подругами о шмотках она не любит, то откуда она знает что и где покупать? – Маша сказала: «А что об этом говорить? Все же видно. И потом есть журналы».
Сегодня Маша была в ударе. Поэтому пришлось купить еще сумку. Большую, черную на двух молниях.
Мы продолжили опустошение универмага, но на этот раз вместе (Маше было тяжело таскать чемодан), в результате чего у нас появились шампунь, зубная паста, зубные щетки. И всякие симпатичные мелочи, типа расчесок, пилочек, прокладок, дезодоранта и палочек для чистки ушей.
Я понял, что умираю с голоду. И мы, завезя шмотки к бабушке, пошли в ресторан, сказав таксисту, что нам нужен лучший ресторан в городе. Лучшим в Вятке оказалась коробка из стекла и бетона по имени «Великая Русь».
Я скептически посмотрел на вывеску. Не люблю славянскую каллиграфию. Когда я вижу надпись, выполненную пародийным древнерусским стилем меня начинают одолевать самые нехорошие предчувствия.
Я понимаю, что концепция Православие-Самодержавие-Народность вошла в моду. Ради Бога. Это в конце-концов 19-ый век. А при чем тут допетровские шрифты? Мы что, хотим вернуться ко временам Алексея Михайловича? Так вот с точки зрения территориальных владений – уже вернулись. Зачем же это шрифтом выделять? Который ничего кроме осталости, косности и дурного вкуса не подчеркивает. Да еще на каждом углу. Да еще на футболках сборной России? И как требовать от такой команды европейской игры?
Предчувствия меня не обманули. Кружевные салфетки. Уродливая общепитовская посуда. Угодливые официанты с явной насмешкой над тобой по краям губ. Прямо по старому доброму анекдоту «хочу в Советский Союз!» [70]
Я заказал селедку, щи и жаркое в горшочке. Решил, что надо соответствовать стилю. Маша попыталась, наоборот, от стиля уйти. Ей не повезло. Салата из авокадо, жареных креветок и зеленого чая, указанных в меню, не было. Маша попыталась возмутиться.
Я примирительно указал Маше на рукописные комментарии к меню, напечатанному на пишущей машинке под копирку. Напротив выбранных Машей блюд стояло короткое слово «нет». Маша вздохнула. Потом заказала блины с икрой и кофе. Я решил успокоить Машу.
– Наверно, таксист ошибся. Это не лучший ресторан в Вятке.
– Надеюсь, что так. А то обидно как-то за город.
– И за державу в целом. Но! Не хлебом единым жив человек. Вот посмотри на истинные, ценности.
Я осторожно оглянувшись на отсутствующих посетителей, достал Звездочку. Звездочка начала искрить. Я пожалел, что достал ее в ресторане. Маша вернула мне бриллиант, внимательно осмотрев, и задумчиво сказала:
– Он тысяч триста стоит. Или пятьсот. Или миллион. Нужен профессионал, чтобы разобраться. Из-за этой истинной ценности я вчера убила двух человек?
– Ты же знаешь, что драгоценные камни приносят смерть.
– Наоборот. Драгоценные камни – талисманы. Этот, по крайней мере, точно нас спас.
– Это ты нас спасла. Я до сих пор не въезжаю, как у тебя все получилась. Ты же девочка-одуванчик? Автомат, наверно, не держала даже на уроках военной подготовки!
– Не знаю. Я и испугаться не успела. Осенило как-то. Я же высоко сидела. Все видела. Двое живых к тебе подбираются, а двое лежат. Точнее, один лежит, в другой сидит у колеса и заваливается набок. А у него из горла – кровь. Ужас. Но я вижу: двое живых переглядываются между собой. И показывают друг другу головами в твою сторону. А в мою не смотрят. Я тихо вылезла. Подняла автомат. Он валялся у колеса. Я решила, что он должен быть заряжен. А в это время один из тех двух полез в карман. Я испугалась, что за гранатой. Кое-как прицелилась и нажала на эту штуку. У меня заложило уши. Потом навела на другого. Еще раз нажала. Автомат так дергался в руке…
– Да. Есть женщины в русских селеньях. Невероятно.
– Женщины-то есть. Но хочется послушать мужчину. И узнать, что он собирается делать дальше?
– Нам нужно исчезнуть из России. Как минимум, на время. Для этого нам нужные новые документы. Твои годятся только для бабушек на вокзале. А у меня их вообще нет. Справка об освобождении осталась у хатов.
– Допустим.
– У меня в тюрьме появился дружок. Коба. Его отец – авторитет во Владивостоке. Смотрящий по краю. Или что-то в этом духе. Он нам поможет сделать новые документы.
– А без бандитов нельзя?
– Я не знаю честных людей, у которых можно достать фальшивые паспорта. До Владивостока можно доехать поездом. Транссибирским экспрессом. Он как раз проходит через Вятку. Проводники документов не спрашивают. Билеты тоже без паспортов купим. Вчера же купили. Скажем, что паспорта оставили дома, а возвращаться – лень. И на Дальний Восток. Очень красиво. Сопки. Бухты. Тихий океан.
– Сколько туда ехать?
– Из Москвы шесть дней. А отсюда дня четыре, я думаю.
– И четыре дня не мыться?
– В СВ-вагоне есть душ. Телевизор. Видеомагнитофон. Купим книжек. Кассет. Музыки… Поехали?
– Ты стал каким-то авантюристом. Ты ведь раньше был ленивым раздолбаем.
– Я и сейчас ленивый раздолбай. Поэтому я не тороплюсь в параллельный мир, и мне приходится предпринимать некоторые действия. А в поезде, кстати, очень приятно лениться. Лежишь себе на полке. И ленишься. Только надо виски купить.