Ему очень хотелось, чтобы нашелся кто-нибудь вроде него, когда Ханне нужна была помощь. Почему Сара никак не желала понимать, что он пытается все исправить в память о матери? Признание Рональда Уорта только усложнило ситуацию. Неужели старик правда думал, что кровные узы, о которых он не вспоминал до этого дня, окажутся панацеей и заставят Рейфа мгновенно передумать насчет фабрики?
Пусть по венам Рейфа текла кровь Уорта, но его настоящий отец — Боб, больше всех пострадавший от махинаций Рональда и Донны Уорт. Конечно, Рейф должен был поговорить с ним. Вряд ли можно было как-то наладить отношения с Сарой (хотя Рейф горько сожалел, что у них все кончилось вот так), но он постарается не напортачить здесь.
Рейф остановился рядом с небольшим домиком недалеко от пляжа. Он еще с улицы увидел Боба на крыше, откуда открывался вид на пляж. Глядя на него, Рейф надеялся, что перенял от него представление о чести и унаследовал его сильный характер. От одной мысли, что он — отпрыск Рональда Уорта, Рейфу хотелось кричать. От попытки задушить старика его удержало только то, что Ханна все-таки что-то в нем нашла. Боб был последним островком здравого смысла в океане безумия.
Входная дверь отворилась, и на крыльцо вышла Пенни. Она улыбнулась и помахала Рейфу:
— Твой отец будет так рад, что ты заглянул.
— Прости, что я так поздно.
Ему было за что просить у нее прощения. Когда его отец начал встречаться с ней, Рейф долго не мог принять ее, смириться с тем, что отец хочет заменить кем-то Ханну.
— Ничего страшного. Проходи, поднимайся на крышу.
— Спасибо, Пенни.
Рейф наклонился и легко коснулся губами щеки мачехи. Она удивленно посмотрела на него, но быстро справилась с собой, улыбнулась и похлопала его по плечу. Рейф преодолел два лестничных марша и вышел на крышу. Боб сидел на белом пластиковом стуле, потягивая пиво и глядя на вечернее небо и океан. Не поворачиваясь к Рейфу, он махнул ему рукой:
— Возьми себе пива, сын, и садись.
Рейф выудил бутылку из ящика со льдом. Много Боб не пил, лишь изредка позволял себе бутылочку-другую на закате. Рейф открутил крышку, бросил ее в ящик и сделал глоток светлой жидкости. Только опустошив бутылку наполовину, он почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы начать разговор:
— Я сегодня говорил с Рональдом Уортом.
— Судя по твоему лицу, переход фабрики в твои руки завершился не очень хорошо.
Рейф покатал бутылку в ладонях, уставившись в цветное стекло, и решил не ходить вокруг да около:
— Он утверждает, что является моим биологическим отцом.
Боб медленно опустил бутылку на пол и сделал глубокий вдох, прежде чем спросить:
— Как ты справился с этим?
Боб не опроверг слова Уорта. Значит, правда. Только сейчас, когда эта мысль тяжело осела у него в голове, Рейф понял, что подсознательно изо всех сил надеялся, что Боб рассмеется и попросит не верить этой чуши.
— Как я справился? — Рейф потер подбородок. — С тем, что я — сатанинское отродье? Отлично. Просто отлично.
Одним глотком он допил свое пиво. Боб достал еще бутылку и так долго молчал, глядя на волны, что Рейф решил, что разговор на сегодня закончен. Океан тихо шумел, дул свежий соленый ветер. Сколько раз Рейф приходил к Бобу за советом? Очень много, вплоть до выпускного класса, когда делиться с кем-то тем, что было на душе, стало слишком тяжело. Раньше Рейф винил в этом Пенни, вторгшуюся в их с отцом жизнь, но теперь спрашивал себя, не права ли Сара, нет ли в этом и его вины? Возможно ли, что он сам, пусть и бессознательно, закрывался от людей, боясь, что, если он подпустит кого-то слишком близко к себе, потом не вынесет боли расставания? От таких мыслей пухла голова.
Боб скрестил на груди руки, не выпуская бутылки:
— Ты должен забыть о своей ненависти к Рональду Уорту. Она не принесет тебе ничего, кроме новых бед. Мне не нужна никакая месть, и твоя мать, если бы была жива, ужаснулась бы, узнав о твоих намерениях. Перед смертью она смирилась с тем, что случилось, и простила Рональда.
— Что ж, тогда она была куда лучшим человеком, чем я. Я не могу простить его так легко, в связи с чем мне очень неуютно от мысли, что вы с мамой лгали мне всю мою жизнь.
Боб отставил бутылку и повернулся к Рейфу:
— Люди несовершенны, сынок. Ты считал свою мать святой, и я любил ее, видит бог, но она была просто человеком. Тебе пора перерасти убеждение, что мир четко делится на черное и белое.
Не это ли пыталась донести до Рейфа Сара? А он обвинил ее в узколобости только потому, что она по-другому смотрела на жизнь. Теперь, когда Боб подтвердил все, что сказали Рейфу Уорт и Сара, гнев, сжигающий душу Рейфа, стал потихоньку угасать.
— Чейзу было нелегко расти без отца. Пенни тоже было тяжело. — Боб нахмурился. — Я рад, что ни тебе, ни твоей матери не пришлось пройти через это.
— Ты правда любишь Пенни.
Несмотря на то что Боб и Пенни были женаты четырнадцать лет, Рейф только сейчас полностью осознал и принял это. Еще один пример его непроходимой твердолобости.
— Так же сильно, как я любил твою мать. Я счастливый человек: мне довелось дважды испытать это чувство. Мне жаль только, что наши отношения начались через такой короткий срок после смерти Ханны и тебе пришлось заставлять себя не смотреть на Пенни волком.
Волком? Да он чуть не поругался насмерть с Чейзом из-за того, что неуважительно отзывался о его матери! Чейз тогда отколотил его, как Рейф того и заслуживал. Именно он смотрел на мир сквозь бойницу и не желал выбираться за пределы построенных им самим стен. Хорошо, что Боб был с Ханной в ее последние дни. Рейф сомневался, что сможет простить Уорта за все, что он сделал, но решение насчет фабрики стоило пересмотреть.
Боб меж тем продолжал:
— Конечно, все хоть раз в жизни делают что-то, о чем потом жалеют. — Он потер шею, как всегда, когда ему было неловко и неуютно. — Когда Рональд уволил нас, он предложил нам работу в другом городе, но я предъявил Ханне ультиматум: никакой помощи от Уорта, мы сами всего добьемся. Ты думаешь, я не жалею об этом? Если бы я принял другое решение, мы могли бы позволить себе качественное медицинское обслуживание… — Он осекся и замолчал.
— Папа, ты не мог предвидеть, что с мамой случится такое.
Боб, настоящий отец Рейфа, человек, вырастивший его, воспитавший его, жертвовавший для него всем, лишь бы он был счастлив, положил руку сыну на плечо:
— Рейф, сейчас в твоей жизни очень важный этап. Ты на распутье, и самое главное — удостовериться, что сожаление, бессильный гнев и чувство вины не будут преследовать тебя всю оставшуюся жизнь.
— А если я все-таки решу раздавить Рональда Уорта?
— Решать тебе. В наших отношениях ничего не изменилось и не изменится. — Боб крепко сжал плечо Рейфа и убрал руку. — Ты мой сын и всегда им будешь.