Я заметил Хауи, держащего руки в карманах, который быстрым шагом пересекал университетский двор. Как и обычно, оделся он не по погоде, слишком легко. Художник шел с опущенной головой. На мгновение у меня возникло желание его окликнуть, но стало понятно, что сказать ему будет нечего.
Примерно в середине дня я оказался в Моресовской библиотеке — впервые за несколько недель. Я начал читать книгу о Месопотамии, снова и снова повторяя про себя одно и то же предложение и находя успокоение в повторении. «Между реками Евфрат и Тигр земля была плоской, но тут и там в долине поднимались таинственные холмы…»
Дверь резко распахнулась, вошел Арт. Полы длинного черного пальто развивались у него за спиной, словно крылья гигантской вороны, вьющиеся волосы он зачесал назад, изо рта торчала дымящаяся трубка. Лицо у него раскраснелось от холода. Одет Артур был вроде бы в новый костюм темно-синего цвета с бордовым галстуком Похоже, он меня вначале не заметил, переводя взгляд с одной стены на другую, потом Арт уставился вперед, в проем между уходящими вдаль пыльными книжными стеллажами.
Я закрыл книгу и откинулся на спинку стула. Арт остановился у края большого ковра с восточным рисунком и устремил взор на меня. Он молча стоял в тусклом свете, и благодаря его росту создавалось впечатление, будто Артур нависает надо всем, оставаясь на краю ковра и вынув трубку изо рта.
— Ты видел Корнелия? — спросил он.
Я ответил:
— Какое-то время не видел.
Я не выходил на работу, и меня не волновало, возникнут ли из-за этого проблемы, или нет.
— Он болен, — сообщил Артур. — Ему делали химиотерапию в больнице святого Михаила. Подозревают рак желудка. Я подумал, может, его выписали…
Арт затянулся трубкой, несмотря на запрет на курение в библиотеке.
У Корнелия Грейвса — рак желудка. Он не бессмертен. Все это — сумасшествие, как я и подозревал. Карты с драконами, его глупые старые книга, голуби… Все это — полное сумасшествие!
— Это серьезно? — спросил я.
— Рак? — Артур пожал плечами. — Я навещал его на прошлой неделе. Выглядел он не очень хорошо.
Я заметил:
— Он никогда не выглядел хорошо.
Мне хотелось закричать: «Это тупик! Корнелий умирает! Нет никакого философского камня!»
— Я видел Хауи какое-то время тому назад, — сообщил я. — Что он делает в студенческом городке?
— Организует поисковую команду, — ответил Арт. — Не мог выбрать более холодного дня.
Мы замолчали на несколько минут.
— Сегодня вечером прилетает мать Дэна, — сообщил Артур. — Она остановится в «Риверсайде».
«Риверсайд» — единственный четырехзвездочный отель Фэрвича, построенный в викторианском стиле и недавно отреставрированный. Он стоял на берегу Куиннипьяк.
— Видел твою подружку Николь в «Горошине». Она спрашивала про тебя, про то, как ты все это выдерживаешь. Я ответил, что ты в норме, держишься хорошо — в той степени, в которой можно ожидать…
— Меня беспокоит доктор Кейд, — заявил я.
Мне хотелось сказать гораздо больше, но поблизости находилось несколько студентов. Они ходили по проходам между стеллажей или сидели, опустив головы и склонив спины, в отсеках для научной работы, типичных для книгохранилища. На самом деле, доктор Кейд меня совершенно не волновал. Я уверен, что он беспокоился, но отнесся к исчезновению Дэнни в классическом стиле — не очень расстроился, не был слишком спокоен, просто удобно устроился где-то посередине, не остановившись на какой-то конкретной эмоции. Видимо, он философски отнесся к этому делу, опасаясь, что Дэн совершил самоубийство, но, тем не менее, считая, что бывают и гораздо более жуткие судьбы. Просто нельзя представить, чтобы профессор присоединился к всеобщей истерии. Я был уверен, что даже самолично обнаружив тело Дэна, он продемонстрирует только спокойствие и уравновешенность: немного удивится, потом наступит момент грусти, затем Кейд станет серьезно размышлять о чрезмерных юношеских эмоциях и тихо пожалеет о потере прекрасной жизни…
Арт сделал пару затяжек.
— Не стал бы особо беспокоиться из-за доктора Кейда, — сказал он. — Думаю, что он, в некотором смысле, наслаждается всем этим… Предполагая, что результат будет положительным, как надеемся мы все. Знаешь, во всем этом есть что-то героическое и легендарное — как в захватывающих трагедиях…
Я молчаливо с ним согласился — в той мере, в какой позволяло чувство вины.
— Ты и половины не знаешь, — сообщил Арт, после чего ненадолго замолчал с трубкой во рту. — Примерно три года назад Дэн пытался совершить самоубийство.
Один из студентов в отсеке для научной работы заметно напрягся и повернул голову. Артур продолжил:
— Это было после смерти отца, тогда Дэнни было где-то четырнадцать. Он забрал у матери валиум и наглотался таблеток. Он сам про это рассказывал какое-то время тому назад. Мы поняли, что особо он от суицидной попытки не пострадал.
Арт покачал головой. Парень был или прекрасным актером, или говорил честно, поскольку выглядел по-настоящему встревоженным.
— Значит, думаешь, что это повторилось? — сделал я вывод, пытаясь скрыть сарказм. — Еще одна попытка самоубийства да?
— Кто знает? Мы не ничего не можем сказать, пока его не найдем. — Артур снова затянулся трубкой. — Кстати, вспомнил. Завтра с утра мы с Хауи отправляемся во «Фруктовый сад Виктора». Думаю, тебе следует к нам присоединиться. Если нам будет помогать еще один человек, мы охватим большую территорию.
Он выпустил облако дыма, затем повернулся на каблуках и ушел. Его пальто словно бы лизнуло косяк двери перед тем, как она захлопнулась. Почему-то мне оно показалось похожим на язычок черного пламени.
«Он что-то придумал, — понял я. — И все идет по его плану».
Я оставался в библиотеке до темноты, а когда вышел на ступени, был снегопад. Снежинки материализовались из ночного неба и кружили в свете фонарей, стоявших вдоль основной дорожки через университетский двор. За прошедшие четыре часа я принял много решений — и отказался от всего. Я решил сказать полиции правду, решил показать доктору Кейду письмо, которое лежало под матрасом в моей комнате в общежитии, решил прямо спросить Арта насчет предсмертной записки, а заодно — о том, почему то же стихотворение лежало у него на письменном столе несколько недель назад…
Вместо этого я отправился в Падерборн-холл и поспешно миновал вестибюль, держа голову опущенной. Хотелось проскользнуть к себе в комнату незамеченным. Там я собирался заползти в кровать и лежать до следующего телефонного звонка или поразительного открытия. Может быть, уже пропал Хауи, доктор Кейд или даже сам Арт. Все начинало казаться нелепым, бессмысленным и абсурдным, словно я вдруг очутился в какой-то пьесе среди декораций, войдя в роль одного из статистов. Я был почти уверен, что являлся на каком-то этапе одним из главных героев, но в процессе постановки мое имя свалилось с афиши. Теперь большие печатные буквы топтали толпы людей, которые шли в театр, чтобы посмотреть следующую сцену. Может, это и есть невидимость, — размышлял я. Возможно, от меня исходит какой-то жуткий запах, из-за которого все держатся подальше, — прогорклый отвратительный запах страдания и муки, который, как говорят, испускают вурдалаки и упыри, пока грустят вокруг кладбищ и покойницких.