— У меня нет времени на твои бредни, — сказала Сабби, снова поворачиваясь к первой шпалере.
— Нет, это у нас нет времени на твою затею. Ты собираешься перебирать один гобелен за другим, но добьешься только того, что к шести утра ни на йоту не приблизишься к свитку. Только потеряешь зря время и упустишь свой шанс.
В ее голос закралась паника.
— Тогда как нам быть? — спросила она.
— Для начала откажись напрочь от логики. Перестань думать. Мы ищем нечто особенное, нечто отличное от всего, но не бросающееся в глаза, — пояснил Гил и осветил шпалеру побольше. — То, что Элиас хотел показать нам.
— Просто представь, что ты ребенок, и следуй за собственным взглядом, — произнес он после паузы, переходя от шпалеры к шпалере. — Встань перед несколькими коврами и перечисли, в чем они сходны.
— Пф… ну, они все примерно одного размера, все довольно выцветшие и…
— Нет! — воскликнул Гил, вернувшись к Сабби и осветив своим фонариком висевшие перед ней гобелены. — Ни один ребенок такого не скажет. Детворе интересен сюжет. Помни, мы играем в игру: «Чем отличаются эти картинки?» Говори, чем они отличаются.
— Ну… на этих двух по две лошади, а на той три, — произнесла она раздраженно. — Это глупо, мы просто теряем время.
— Послушай, ты уже начала. Теперь просто иди по комнате, не отводя от них взгляда. Двигайся по кругу, так тебе будет видней.
Когда Сабби попадалась шпалера, привлекавшая внимание, Гил заставлял напарницу описывать ее вслух, даже если она не совсем понимала, чем та заинтересовала ее. И особенно если вовсе не понимала.
Сам он вернулся к стене, под которой лежали свернутые гобелены.
— Не имеет значения, эксперт ли ты по криминалистике, игрок в покер или ребенок, пытающийся освоить велосипед. В какой-то момент надо просто расслабиться и довериться собственной интуиции.
Сабби продолжала обследовать ковры и в своей неповторимой манере комментировала то, что на них видела.
— Леди в длинных платьях, они в то время никогда не мылись… наверняка вонь от них стояла до самых небес.
Время шло быстро. Чересчур быстро. С каждым следующим ковром комментарии Сабби делались все обрывочней.
— Ангелы… еще ангелы… и херувимы. Если ты думаешь, что пристрастие Элиаса к ангелам о чем-либо говорит, то задумайся снова.
Гил высказывался по мере того, как продвигался вперед, здоровой рукой разворачивая скатанные в рулоны шпалеры.
— Вот пальмы с кедрами, — бормотал он под нос. — Портье что-то говорил о кедрах, растущих в Дорсете. Неподалеку отсюда, им, кажется, больше двухсот с лишним лет…
Сабби тут же оказалась рядом и посветила фонариком из-за его плеча.
— Что ты сказал? — взволнованно спросила она.
— Я сказал, что портье порекомендовал нам съездить в Дорсет…
— Нет, — требовательно произнесла она. — О пальмах и кедрах.
Гил поводил фонариком по гобеленам.
— О, на одном из них были кедры, но на них на всех имеются те или иные растения. Это обычная вещь.
— И пальмы? Ты сказал, пальмы, — перебила его Сабби.
— Да, вот они. Несколько пальм, кедры и два ангела. Ну и что?
— А то, что… спроси себя, кто близ Уэймута хоть когда-нибудь видел пальмы? И где это видано, чтобы пальмы и кедры росли вместе?
Она не стала дожидаться ответа и сама заключила:
— Нигде. Кедры могут расти только там, где зимой холодно, а пальмам нужен тропический климат. Как ты сам бы сказал, это абсолютно не вписывается в систему.
И Сабби пояснила, что во времена Элиаса на коврах изображалось только нечто конкретное, а не вымышленное. В плане людей, деревьев, животных или чего-то иного. Основой тому служили эскизы, полученные от владельцев имений, кичащихся богатством своих угодий. Поскольку можно с большой достоверностью предположить, что гобелены монастырю заказывала местная знать, то и запечатлевалось на них все реально существовавшее.
— У монахов не было причин производить ковры с пальмами. Их никто не купил бы. Никого не интересовало что-то придуманное, — подытожила Сабби.
— Может, именно на этом и строил свой расчет Элиас, — задумчиво произнес Гил. — Гобелен с пальмами никуда отсюда не денется…
— Ибо никто не пожелает приобрести его! — подхватила Сабби и согласно кивнула.
Итак, несмотря на ограниченность своего кругозора и аскетический образ жизни, Элиас ухитрился сообразить, что если ему удастся соткать негодную для продажи шпалеру, то она наверняка застрянет в монастыре. Блестящий замысел, плод истинного вдохновения. Этот Элиас обладал таким складом ума, от какого не отказался бы любой компьютерный сыщик. А ведь он жил почти тысячу лет тому назад.
— Мы отыщем его, — спокойно заявил Гил.
— Что? Свиток? Что ты имеешь в виду?
— Элиас рассуждает как я… ну, как мы. Может быть, даже чуточку лучше, но направление то же. Он покажет нам, где спрятан свиток, потому что мы с ним смотрим на все одними глазами. Он ждал долго… очень и очень долго, — добавил Гил.
Сабби снова вернулась к ковру с кедрами и пальмами.
— Тут только два ангела, — сказала она. — На всех остальных коврах их пять или шесть. Не знаю, что это означает, но ведь это отличие… а?
— Быстро достань бумажник, — скомандовала вдруг она. — Найди банкноту с тайным посланием Элиаса и прочти мне последние строчки. Только слово в слово.
«…Затем небеса распахнутся, и пение ангелов отомкнет сердце праведника, потому что они пропоют ему те же слова, какие пели другим до него. Да будут живы они во веки веков в песне обновления, обещающей длиться и длиться».
— Это единственные ангелы, какие поют, — сказала она. — О'кей. Давай посмотрим еще раз. Затем небеса распахнутся… затем небеса распахнутся?
Следующие слова она произнесла очень медленно.
— Это здесь, прямо здесь, на облаках. О мой бог, это здесь, прямо на облаках.
Гил попытался вглядеться попристальней. На небе шпалеры не было никаких облаков. Ничего, кроме нескольких выцветших пятен.
— Нет, смотри лучше, — настаивала она. — Прямо между ангелами. Видишь, тонкие горизонтальные нити? А между ними облака.
Гил покачал головой.
— О'кей, — упорствовала она. — Просто представь всю картину целиком. А главное, еще не поблекшую от времени. Смотри, эти линии словно бы образуют нотный стан… ну, ты ведь знаешь, как музыканты записывают свои ноты?
Гил уставился на ковер, стараясь понять, что она имеет в виду.
Сабби взяла его за указательный палец и ткнула в несколько пятен на гобелене.
— Вот, вот и вот. Ты что — не видишь? Облака — это ноты мелодии, которую поют ангелы.