И разумеется, Ирена не пожелала оставаться в стороне. Она приезжала из города каждый божий день, привозила с собой визажиста или парикмахера, коробки духов и ворох модных журналов. Вообще вела себя как задушевная и ближайшая подружка невесты. Маша ее безропотно терпела, считая непорядочным высказывать неприязнь в ответ на столь нешуточные хлопоты. К тому же Машеньке определенно казалось, что Ирена хочет сказать ей что-то очень важное и что она это вот-вот скажет.
До свадьбы, как и было упомянуто ранее, оставалась ровно неделя. Была суббота, а значит, все домашние собрались в большом доме. Не потому, что, подобно иудеям, почитали этот день, а просто такой обычай существовал в семье по выходным. Конечно же, приехала и Ирена. К Машеньке она особенно не липла, намеков и больших глаз не делала, может, угомонилась, а может, и побаивалась присутствия в доме Миши.
Около полуночи родственники хозяина стали расходиться на покой, и Машенька, уставшая за день, последовала их примеру. Янек проводил ее до спальни, подождал, пока Маша выйдет из ванной и уляжется, но сам ложиться не стал. Только крепко поцеловал и сказал, что должен еще поработать с Максом и Мишей. Маша нисколько не удивилась, такое периодически случалось и раньше, видимо, ночные совещания давали единственную возможность спокойно обсудить дела без суеты и посторонних ушей. Ее только всегда забавляло то обстоятельство, что, уходя по ночам, Янек всегда запирал за собой дверь спальни на ключ. Не столь уж великое она сокровище, чтобы ревностно опасаться за его сохранность. Хотя, возможно, Янек всего лишь не хотел, чтобы Машенька отправилась его проведать на этом импровизированном заседании среди ночи и, таким образом, услышала бы что-то, что знать ей не полагалось или могло огорчить. Подобная заботливость ее трогала, но, с другой стороны, что страшного и криминального может быть в строительном бизнесе? А если и есть что-то, то у кого из бизнесменов сейчас нет проблем либо с «крышей», либо с налоговым управлением? Впрочем, Янек, конечно, прав: о чем не знаешь, о том и голова болеть не станет.
Среди ночи Машу разбудил равномерный и глухой стук. Стучали в раму окна, плотно закрытого из-за работающего кондиционера. Часть дома, которую занимали единственно Янек и Маша, находилась на первом этаже, в стороне, противоположной холлу и общим залам. Тот, кто сейчас стучал в окно, расположение комнат этой части особняка, несомненно, знал. Значит, стучал кто-то из своих. Потому Маша не стала пугаться, а попросту встала и подошла к окошку. Садовый фонарь светил хоть сбоку и издалека, однако силы его хватило, чтобы Машенька разглядела приставленную к подоконнику стремянку, а на стремянке – Ирену. Из-за двойного звуконепроницаемого стекла ничего слышно не было, и потому пришлось повернуть ручку и открыть.
– Тсс! – сразу же, как только открылось окно, зашипела, словно заправская змея, Ирена. Приложила палец к сведенным бантиком губам, потом громовым шепотом заговорила с Машей: – Лезь вниз. Ко мне. Лезь, не пожалеешь. Только тихо... Я тебе такое покажу-у! Не будешь знать, как после отдариться.
Машенька сначала ее не поняла, потом решила возмутиться, потом передумала. А Ирена все призывно махала со стремянки рукой, повторяя одно и то же: «Ну же, ну! Ну лезь же! Ну!», и при этом опасливо озиралась кругом, рискуя упасть со ступеньки и свернуть себе шею. И Маша полезла, в последний момент все же догадавшись схватить с прикроватной скамеечки теплый велюровый халат Янека. Зачем поддалась Ирене, она не могла до конца объяснить, оправдывая себя то любопытством, то тревогой за любимого человека. Но вернее всего, как обычно, спасовала перед чужой бесцеремонностью и напором.
Сначала на сырую ночную траву полетели плюшевые, расшитые золотой ниткой домашние туфли, потом сама Маша осторожно вылезла на стремянку. Ирена помогла ей спуститься вниз. Потащила за руку вдоль стены, к южному торцу дома, выходящему на глухую каменную ограду, за которой заканчивался, собственно, и весь поселок. Маша послушно позволила себя вести, но то и дело оглядывалась назад, не понимая, что им может быть нужно у окраинного забора, когда кабинет Янека находится как раз в противоположной стороне. Что ночная вылазка некоторым образом связана с ее дорогим и единственным, Маша не сомневалась.
– Нет их там. В кабинете пусто и темно, – одернула ее Ирена, когда Маша в очередной раз обернулась назад. – И под ноги смотри. Еще, не дай Бог, упадешь. Тогда вся затея насмарку. Тут тихо надо.
Маша покорно стала смотреть под ноги, хотя действие фонаря уже закончилось, а никакого его собрата в этом углу двора сроду не было. И то верно: кто будет в здравом уме шляться по ночам у обнесенного колючкой ограждения, куда выходят исключительно окна кухонного флигеля и дверь трансформаторной будки.
Ирена, однако, ступала исключительно уверенно и не менее уверенно увлекала за собой совсем уже покорную своей судьбе Машу. А та и не думала сопротивляться, полностью отдавшись во власть тащившей ее со злорадным энтузиазмом стихии. Маше было уже не до Ирениных выгод и намерений. В голове ее крутились мысли одна радужнее и веселее другой. И самая счастливая из них была о том, что по прибытии на место она непременно застанет своего будущего законного супруга в объятиях куражащейся соперницы. Простым перебором Маша вычислила, что это будет непременно либо Лера, либо «архангелова» Рита. Других подходящих женщин-неродственниц в семье попросту не было. Приходящих к Янеку по ночам тайком наемную горничную и судомойку Маша исключила сразу. И не дай-то Господи, чтобы на месте Леры или Ритки оказался, к примеру, Сашок. Пока Макс и Миша заседают... Этого Машенька просто бы не пережила.
Остановились они, как ни странно, у трансформаторной, встроенной в стену дома, будки. Обычная, крашенная суриком, металлическая дверь, с традиционным «Веселым Роджером», заботливо предупреждающим о том, что «Не влезай, убьет!». У двери Ирена отпустила наконец Машенькину руку, толкнула локтем в бок, мол, не дрейфь, то ли еще будет. И, судя по шороху ткани, полезла зачем-то в карман. Маша послушно стояла рядом, уже отказываясь хоть что-нибудь понимать. Туфельки ее, пусть и на кожаной подошве, безнадежно промокли в траве, соответственно намочив и босые ноги, коса, небрежно и нетуго заплетенная перед сном, растрепалась и теперь свисала космами. Сам облик Машеньки со стороны был довольно комичен: шелковая, до пят, кремово-белая рубашка, подол которой безбожно мокр и грязен и липнет к лодыжкам, а поверх рубахи – необъятный, синий до черноты, халат, с длиннющими, как у Пьеро, рукавами, нелепо волочащийся по земле неподвязанным своим краем.
Что могло им понадобиться в безлунной темноте у трансформаторной будки? Разумного ответа на этот вопрос у Машеньки не было. Кажется, Фома как-то мимоходом, знакомя Машу на первых порах с ее новым домом, обмолвился, что за дверью, кроме трансформаторов, находится спуск в подвал, где стоят запасные дизельные генераторы, столь мощные, что способны обеспечить в экстренном случае электричеством все семейное поместье. Но Машу ни тогда, ни потом особенно не заинтересовали подвалы и расположенные в них генераторы. Янека же она хоть и считала достаточно исключительным и необычным мужчиной, но все же не настолько, чтобы таскаться с любовницами по трансформаторным будкам. Тем более что в действительности ее любимый ни разу не дал ей повода усомниться в своей верности, скорее наоборот. Только одно лишь Машенькино буйное воображение, рисовавшее ей, как водится, самый страшный, но и самый невозможный вариант развития событий, натолкнуло девушку на мысли о тайной измене жениха. Однако все же и она, и Ирена зачем-то сейчас стояли у этой дурацкой будки!