Что думал по поводу переезда сам хозяин, было неведомо, да и думал ли вообще. Ничего нельзя было прочесть по его бесстрастному лицу. Да и то, мало ли он повидал и поездил, так стоит ли брать в голову еще одну, не более как временную, веху на долгом пути, не ведущую ни в рай, ни в ад, а бог знает к чему.
Переселение в столицу спланировали на нынешнюю весну.
Никогда не мог он подумать и просто предположить, что найдет новизну и удовольствие в городских прогулках. Но в одном Ян остался верен себе и привычке – время для выходов в свет выбирал исключительно вечернее или ночное. Хотя, по правде говоря, огромный, невиданный им никогда ранее мегаполис оживал красками исключительно после захода солнца, расцветая бутонами и фейерверками вывесок, неонами необозримых рекламных щитов. Гигантская столица поглощала без остатка и обезличивала своих стояльцев, как пришлых, так и коренных жителей, и казалось, на бессчетных ее улицах, улочках и проспектах и за всю жизнь невозможно было б повстречать дважды одно и то же лицо. Но нет худа без добра, и Ян отнюдь не стремился к известности и узнаваемости, и рад был, что может совершать приятный городской моцион, не привлекая внимания, не запоминаясь, оставаясь мелкой безымянной частичкой спешащей вечно толпы. Одетый по прохладному времени в длинный кожаный плащ и не слишком изящные, но удобные спортивные ботинки, блуждал по центру сказочной столицы, не удивляя своим видом никого, благо Москву не очень изумил бы и парад нудистов, проходи он средь бела дня в лютый мороз.
А справедливости ради надо заметить, что Яну Владиславовичу, несмотря на возраст, считанный веками, никогда прежде не доводилось бывать в граде столь небывалых размеров. Конечно, в былые времена ноги его имели честь попирать мостовые Венеции и Буды, месить пыльную грязь стамбульских базаров и площадей, да мало ли еще каких поселений и городишек. В настоящем же времени нигде он и не бывал, ничего не видел, кроме пальм и пляжей Большого Сочи. И то сказать – изобильный и шумный курорт мало чем уступал по части многолюдья городам из памяти о его прошлом. Теперь же все было для Яна удивительно и внове: и подземные железные дороги – муравейники метрополитена, и бесконечные автобаны Кольцевой дороги, и умопомрачительные шпили небоскребов, прячущие свои шапки в туманных облаках. И нравы, нравы, нравы. Ничего похожего в своей безнаказанной, лютой бесшабашности Яну до сих пор встречать не доводилось. В мире нового Вавилона было все дозволено и, буде ты не искал дешевой минутной популярности, подчас криминальной и сомнительной, хоронить концы в воду не приходилось. Гигантский круговорот сам затягивал, засасывал происходящее в омуты забвения, топя в илистой грязи людей и события. Миновала весна переезда, а теперь вот и лето подошло к концу, но вкус к городским путешествиям и эскападам, зачастую совершаемым вместе с Иреной, не иссяк и не пропал, словно безалаберная столица имела неограниченный запас новизны, неисчерпаемую кладовую разнообразий своей многоликой жизни.
Поселился Ян Владиславович со всей своей общиной, однако, за городом, хоть и недалеко от Кольцевой дороги, выкупив участок неподалеку от Одинцова, в недавно отстроенном поселке, где и жил в окружении однообразных особняков новорусской ранней архитектуры. Зато владельцы окрестных угодий в соседские дела не лезли, разве что издали любопытствовали о марке машины и примерной стоимости имущества внутри изрядной бетонной ограды. Последняя отчасти отбивала охоту к более близкому знакомству, поскольку наличие неприступной изгороди и в без того тщательно и на совесть охраняемом поселке наводило любопытных на боязливо-почтительные мысли. За бетонными стенами находился же не один, а сразу три дома, благо размеры усадьбы позволяли. Главный, традиционный большой дом, место сбора семьи, и два маленьких, ибо двум любящим парам, «архангелу» со своей половиной и голубым нежным супругам, предпочтительно было проживать отдельно. Большой дом строгим фасадом, без колонн и излишеств, бойницами узких окон выходил на главные подъездные ворота – глухие чугунные створки, ощерившиеся мутными глазницами видеокамер. Два одноэтажных особнячка поменьше были отстроены в глубине участка, образуя со своим старшим братом как бы букву «П». Весь сельский жилой комплекс можно было коротко охарактеризовать одним емким словом: «твердыня», не только на глаз неприступная.
Шахтер же в целом не разочаровал своего опасного компаньона, условия сделки выполнял добросовестно, не считаясь по мелочам. Работы хватало, пригодились и юридические Мишины достоинства. Последние месяцы верный «архангел» разрывался между Москвой и присмотром за сочинским бизнесом, но доход стоил усилий. Куда труднее было удержать мадам в рамках безопасной неизвестности, ограничить хотя бы словесным убеждением ее тягу к светским мероприятиям и богемным тусовкам. Не пробыв и полугода в столице, юркая, состоятельная и красивая женщина, бесстрашно уверенная в себе, Ирена стала узнаваемой и приглашаемой на элитные сборища. К тому же созданный ею с разрешения Яна Фонд помощи молодым талантам был щедр на спонсорство не только молодым, но и звездным грандам искусства. Первый же клиент фонда, доснявший на щедрое пожертвование мадам зависший было отечественный блокбастер, превозносил дающую руку до небес, но делиться с каждым встречным своим открытием не собирался, а потому лично ввел Ирену в те круги, куда тщеславная мадам так жаждала попасть. И понеслось – приглашения, банкеты, юбилеи, собственная свита из не обученных просить с достоинством полузвезд. Денег на благотворительность у конторы хватало с избытком, и «архангел» был не промах – использовал фонд для общинных коммерческих нужд. Ян пришел в неописуемую ярость, лишь когда Сашок простодушно похвастался популярным еженедельником, где на первополосных фото с днем рождения поющей и знаменитой дивы присутствовала хоть и не на первом плане, но вполне узнаваемая мадам. Состоялся тяжелый, не вынесенный за кулисы разговор и последующее предупреждение прикрыть лавочку, буде впредь безобразие повторится. Ирена побесилась втихомолку, однако более промахов не допускала. Правда, вынужденная скромность не пошла ей во вред, а совсем наоборот: за мадам укрепилась репутация серьезного ценителя прекрасного, не разменивающегося на мишуру. Отчего последовали приглашения на достойные и закрытые для журналистов деловые рауты, постепенно превращавшие Ирену в уважаемую и труднодоступную столичную бизнес-леди, не подающую кому попало.
Однако Яну приходилось считаться с неугомонной натурой мадам, которая повадилась в возмещение тусовочных убытков таскать его по злачным местам. Но ночная жизнь, на удивление, пришлась ему по вкусу, словно вернула дни его развеселого венецианского периода, и Ян шел на поводу, в действительности получая от вылазок удовольствие. Клубные знакомые мадам, коих было превеликое множество, встречая ее в обществе странноватого и явно денежного мужчины, понимающе кивали и отводили глаза в сторону, хотя на деле не понимали ничего, да и не могли понять. Ночное общество принимало ее зловещего, несмотря на вполне добродушный вид, который мало кого мог обмануть, спутника за «крышу», которую необходимо время от времени прогуливать, и, в общем, было недалеко от истины. Ошибаясь лишь в скрытом и ехидном презрении псевдоинтеллигентов к его криминальному образу. Но снисходительное отношение к себе со стороны новоявленных приятелей мадам только забавляло Яна и играло ему на руку. Ему, рожденному вампом, никогда даже в глубине души не отождествлявшему себя с человеческим родом, было глубоко наплевать, что может думать о нем какая-то «корова».