И вот скоро они будут у цели. Первое настоящее задание, с безграничным доверием и рассчитанное только на них двоих. Правда, третьего добровольца плыть с братом и сестрой не нашлось, поищи дураков, да и не настаивали особенно, это же надо понимать, КТО благословил! Опять же, старый друг и покровитель, можно сказать, отец родной, полковник Капитонов, поручился. После только заикнись о недоверии, известно, где окажешься в пять минут. Хорошо, если в штрафбате, искупать сомнение кровью, а то сгноят в бухте Находка, и поделом. Не сомневайся!
Зато как все начиналось! Если вспомнить, аж мурашки бегут. Это сейчас можно оглянуться и самим себе позавидовать, что все так сложилось в конце концов. Кто они были? А их семейка? Пусть не кулаки, ладно, нет у них на родине такого понятия. Однако простые эстонские хуторяне, вообще от всякой политики вдалеке, но пуще черта боявшиеся «красного» соседа. Земля почти у самой границы, под Выру, у Псковского озера, а там уже РСФСР, городишко Печора. И леса, леса. Только с одной стороны той границы жизнь есть, а с другой вышло, что ее и нет. На родной стороне едва не прибили, темные, тупые, свои же соотечественники, пусть и при электричестве и в достатке. А с той, которой пугали с детских лет, и пришла настоящая жизнь. Хотя с каких там детских лет! Не было у них этих лет. Двое их, близнецы, старший мальчик и младшая сестричка. Неизвестно даже, рады ли были их появлению родители, или пара лишних ртов при четверых уже имеющихся не показалась им божьей благодатью. Хотя двор зажиточный, молочную сыворотку закупали коммивояжеры даже из самого Тарту. Тут же рядом и немецкие колонисты, на тебя косящие рыло, будто каждый эстонец второго сорта, однако в школу отдали все-таки при тамошней, немецкой кирхе. Это пусть, зато теперь язык пригодится, даже писать без ошибок могут, хотя и по-простому.
Со школы, если разобраться, пошли все их несчастья. До этого брат и сестра дружили только промеж собой. Потому что близнецы и не разлей вода, и по возрасту не имелось им на хуторе компании, а еще оттого, что была у них одна, особенная игра. Тогда уже чувствовали: про забавы их никому из взрослых говорить не надобно. Детское сознание, оно ведь наивное и без затей, между сказкой и явью разница невелика, потому, когда побасенка вдруг оборачивается для тебя реальным настоящим, никакой трагедии не происходит. Брат с сестрой вообще тогда были уверены, что подобно им могут все. Думали: люди, когда вырастают и становятся большими, забывают эту науку, потому что коровы и маслобойня и надо кормить поросят к Рождеству, и вообще, хлопот полон рот. Какие же тогда забавы? А они носились по лесам, одежку прятали скрытно под камни и в кусты, через речки, в кротовые норы, брат ловил зайцев, учил тому же и сестру. Они тогда никого не убивали, им и в голову это не приходило, да и были сыты. Так, разве только догонят, прикусят зубами, отпустят, а длинноухий наутек, смешно!
В школе, в немецкой «шулле», вдруг оказалось множество детей. Скорее всего, и не такое уж большое множество, но им, выросшим в одиночестве, представлялось, что ребятишками все кишмя кишит. Сначала присматривались, на них часто ругались – в отличие от немецких сверстников брат и сестра были совсем неграмотны. Но очень усердные, старались сильно, даже строгий пастор их отметил, поручил прибирать в кирхе на скамьях. Все шло в общем неплохо, сверстники их со временем стали смотреть на близняшек более ласково. А на другой год один худенький мальчик по имени Хассо, первый ученик, между прочим, пригласил однажды к себе домой. Там близняшек осмотрели с головы до ног и, видимо, решили, что они подходящая компания их щуплому вундеркинду. Чистенькие, умненькие, пусть из эстов, зато не станут задаваться, а надо сказать, у Хассо мало было друзей, уж слишком он драл нос своей ученостью. Их тогда угостили кофе, по целой фаянсовой кружке, и брат с сестрой пришли от этого в восторг, в их собственном доме кофейный напиток подавали только взрослым. Во-первых, дорого, а во-вторых, считалось, детям пить его вредно. А тут, пожалуйста! И дети решили, что Хассо теперь им самый лучший друг, пусть задается сколько влезет, тем более что он все равно очень умный и даже на досуге читает книжки, которые на дом не задают.
Так они дружили до самой зимы. Когда снег лег особенно глубокий, тяжелый, поломал ветки в лесу, сбился в плотный наст, человеку стало просто так не пройти. Им же ничего, раз-два обернуться, и начинается самый гон, лисицы, зайцы, все чистое и очень красивое. Однажды встретили настоящего волка, первогодка, некрупного, с забавным куцым хвостом. Едва подошли, как он рванул наутек, так испугался, им даже сделалось обидно, что не захотел волчишка с ними подружиться.
Звали в лес и Хассо, обещая дивные чудеса, загадочно звали, он ведь был уже самый близкий друг, много раз ходили в гости, вовсе не ради кружек с вкуснейшим кофе, а оттого, что пришлись ко двору, и вообще с Хассо было интересно. Но в лес он сразу не захотел. Холодно, и что там делать, и можно заблудиться. Вот когда ему подарят настоящие, купленные в городском магазине лыжи с ботинками, вот тогда! Но брат с сестрой убеждали, что можно и без лыж, они научат, как пройти, а заплутать никак невозможно, этот лес все равно что их собственный дом. Обещали открыть замечательную тайну, которая очень понравится Хассо. Они уже к этому времени стали понемногу понимать, что их умением владеют не все, по крайней мере, взрослые люди точно так не могут. А дети, их ровесники, хотя бы Хассо, может, не знают про себя, или знают, но тоже позабыли. Не у каждого ведь есть свой близнец, чтобы напоминать. И ради великой дружбы они решили обязательно показать свою науку Хассо, чтобы все между ними было честно и одинаково.
Уговорили под самое Рождество. Может, потому что это самое сказочное время, может, потому что ввиду праздничных дней домашних заданий было мало, да еще наобещали Хассо обязательно после зайти к ним на хутор посмотреть новорожденных щенков. Хассо ни разу не был у них в доме, так уж случилось, его не очень отпускали, а тут мама разрешила, только если сына потом проводят обратно – от хутора до поселения пять верст, никак не меньше. Но сперва, конечно, пошли в лес. Ничего особенного они показать, а тем более рассказать не успели. Сначала, как стали снимать с себя одежду (не портить же хорошие вещи, в самом деле), Хассо улыбался, застенчиво хихикал, наверное, раздетых девочек никогда не видел. Игра ему сначала очень нравилась. И он спросил, нельзя ли в нее играть, например, в сарае, где тепло? Ему совсем не хотелось голышом оставаться на жгучем холоде. Они догадались, конечно, что друг их понял все неправильно, имея в виду совсем иную, плохую игру, близнецы никогда ею не забавлялись, уважали себя. Они сказали об этом Хассо и разрешили, если боится мороза, пусть пока смотрит, все равно поймет очень скоро, что страхи его напрасны, – у него будет такая шуба, что и в прорубь нырять сможет запросто. Хассо не поверил им на слово, тогда, чем напрасно спорить, они показали. И это все, что брат с сестрой успели сделать. Через мгновение Хассо уже вопил, безобразно открыв рот, словно резаный кабан или младенец, требующий молока. Потом опрометью бросился бежать, упал в глубокий снег, провалился по грудь, отчаянно пополз, не переставая кричать, задыхался от ужаса, бестолково молил не есть его, крестился, падал и опять полз. Они сами испугались тоже, не Хассо, конечно, а этого безумного крика, им показалось, будто сделали они что-то очень скверное. Быстро обратились назад, оделись кое-как, лишь бы он не орал так, подошли, хотели вытащить из сугроба, но Хассо не дался, выбрался сам. Так, втроем, они и вышли на дорогу, орущий Хассо впереди, а брат с сестрой, будто загонщики, шли сзади, молча сопровождали его, не зная, что сказать.