Такое впечатление, что Мэннинг даже засветился изнутри, словно увидел свою любимую детскую игрушку. Я уже знаю, что в такие моменты ему лучше не мешать.
— Мой мальчик! — восклицает президент, обнимая Дрейделя.
Вот так. Я по-прежнему удостаиваюсь лишь рукопожатия, а Дрейделя он сжимает в объятиях, как родного сына.
— Мы хотели сделать вам сюрприз, — заявляю я, бросая предостерегающий взгляд на своего приятеля.
Позади него очередь страждущих ненадолго замерла. Из-за плеча президента первая леди недовольно смотрит в мою сторону. Я прекрасно знаю, что означает ее взгляд. И что ей тоже лучше не мешать.
— Сэр… церемонию необходимо продолжить…
— Надеюсь, сегодняшний вечер ты проведешь с нами, — перебивает меня Мэннинг, отступая на шаг назад, к своей супруге.
— Конечно, сэр, — отвечает Дрейдель.
— Господин президент, вы, конечно, помните Линдзонов… — говорю я, выстраивая перед ним очередную пару доноров. Мэннинг одаривает их фальшивой улыбкой и бросает на меня многозначительный взгляд. Я обещал ему, что сегодня вечером ему придется выдержать не более пятидесяти фотоснимков. Совершенно очевидно, он вел собственный подсчет, потому как сейчас подошла очередь фото на память под номером пятьдесят восемь. Когда я направляюсь обратно к очереди, Дрейдель пристраивается рядышком.
— Сколько снимков ты уже перебрал? — спрашивает он.
— Восемь, — шепчу я в ответ. — А как же твое мероприятие по сбору средств?
— Мы ограничились коктейлями. Все закончилось довольно рано, поэтому я решил заглянуть к вам, чтобы поздороваться. Ты разобрался с этой светской сплетницей?
— Не волнуйся, все в полном порядке.
Щелкает фотовспышка, и я хватаю под руку очередную богатенькую дуру, полную даму в ярко-красном брючном костюме. Очевидно, решив тряхнуть стариной, Дрейдель кладет руку на плечо ее мужа, предлагая ему двинуться вперед.
— Господин президент, вы, без сомнения, помните Стэна Джозефа, — объявляю я, выстраивая композицию для снимка на память под номером пятьдесят девять. Дрейделю же шепотом сообщаю: — Мне удалось раздобыть лондонский адрес Бойла и последний запрос, который он сделал в библиотеке.
Дрейдель ускоряет шаг под аккомпанемент очередной вспышки. Он уже обогнал меня и думает, что я ничего не замечаю.
— И что же было на последней странице? — негромко спрашивает он.
Когда я поворачиваюсь к новым лучшим друзьям, в очереди остается всего один человек. Итого, всего один, последний снимок на память. Но когда я вижу, кто это, у меня замирает сердце.
— В чем дело? — говорит Дрейдель, видя выражение моего лица.
Я останавливаюсь прямо перед нашим последним донором, молодой рыжеволосой красоткой в скромном черном костюме. Дрейдель уже собрался взять ее под локоток и проводить вперед. Она отталкивает его и кладет руку ему на плечо.
— Вас-то я и ищу, ребята, — жизнерадостно заявляет она. — Лизбет Додсон, «Палм-Бич пост». А вы, должно быть, Дрейдель.
МакЛин, Вирджиния
С трудом ковыляя по обледеневшей подъездной дорожке и прижимая сжатую в кулак руку к груди, Римлянин не сводил глаз с окон оштукатуренного особняка в классическом колониальном стиле, перед которым в небольшом садике красовалась табличка «Продается». И хотя дом был погружен в темноту, он не замедлил шаг. Ему удалось скрыть рану, сунув ногу в один из старых башмаков Нико, и он ускользнул из лечебницы, помахав перед носом охраны своим значком. После этого он сделал всего один телефонный звонок. Римлянин знал, что Бенджамин дома и ждет его.
Так оно и оказалось. Подойдя к дому сбоку, он вцепился в холодный металлический поручень и сполз по короткой бетонной лестнице. Внизу из-под двери выбивался тусклый свет. Маленькая табличка над дверью гласила: «Только по предварительной записи». Римлянин не записывался на прием. У него были дела поважнее.
— Лес? — окликнул он, с трудом сохраняя равновесие. Прислонившись к дверному косяку, он понял, что уже не чувствует левой руки. На ней была та же самая черная перчатка, которая помогла ему скрыть рану в лечебнице. Нога омертвела уже больше часа назад.
— Иду, — послышался приглушенный голос.
В замке нащелкали зубцы и пружины, дверь отворилась. На пороге стоял мужчина со встрепанной шевелюрой и бифокальными очками с толстыми стеклами на пухлом носу.
— Ну, что у тебя стряслось на этот ра… Боже, это что, кровь?
— Мне н-надо… — Замолчав на полуслове, Римлянин потерял сознание и мешком повалился на землю. Как всегда, доктор Лес Бенджамин успел подхватить его на лету. В конце концов, для этого и существуют на свете двоюродные братья.
— Господин президент, вы, конечно, помните мисс Додсон… ведущую рубрики газеты «Палм-Бич пост», — автоматически представил репортершу президенту Уэс.
— Лизбет, — поправила она его, протянув руку и стараясь разрядить атмосферу. Бросив взгляд на Уэса, она увидела, что лицо его покрылось смертельной бледностью.
— Лизбет, я запомню ваше имя, — пообещал Мэннинг. — Пусть я не знаю своих доноров, но только полный идиот не дружит с прессой.
— Это очень любезно с вашей стороны, сэр, — откликнулась Лизбет. Она верила каждому слову президента, хотя и внушала себе, что не стоит этого делать. «Меня остается только пожалеть», — подумала она, подавляя странное желание присесть и сделать книксен. Незыблемое правило номер семь: президенты всегда лгут лучше всех. — Рада вновь встретиться с вами, сэр.
— Это Лизбет? — поинтересовалась первая леди, делая шаг вперед, чтобы обменяться с девушкой символическим поцелуем. — Должна признаться, я просто обожаю вашу рубрику, — выдохнула она. — Если не считать той статьи, в которой вы описали, как много Ли давал на чай местным официанткам. Из-за нее я чуть было не внесла вас в наш «черный список».
— На самом деле вы-таки внесли меня туда, — с нажимом возразила Лизбет.
— О, всего только на две недели. Жизнь слишком коротка, чтобы долго таить обиду.
Оценив честный ответ, Лизбет не могла не улыбнуться.
— Вы замечательная женщина, доктор Мэннинг.
— Дорогая, это нам положено рассыпаться в комплиментах в ваш адрес — хотя, положа руку на сердце, вы вполне могли бы обойтись без этих пасквилей о том, кто и сколько дает на чай. Давайте признаем, что это недостойно вас. — Похлопав супруга по руке, первая леди добавила: — Ли, скажи девушке что-нибудь важное о пользе исследований фиброзно-кистозной дегенерации, чтобы она могла оправдать свой приход сюда и сделать свою работу.
— Собственно говоря, — начала Лизбет, — я здесь не для того.
— Вам пора на сцену, сэр, — перебил ее Уэс.