— Правда?
— Да. Пенни в тринадцать лет решила тайком уйти к друзьям. — Тори поморщилась. — Ей было не смешно, когда в парке вместо меня появилась ее мама.
— Сурово.
— Да.
Чанс оплатил покупки, и они пошли к дверям с тремя большими сумками игрушек.
— А вот когда они подрастут, вы уже не сможете обходиться одними игрушками, — заметила Тори.
Ногой открывая дверь, Чанс отозвался:
— Наверное.
— Вы их безнадежно избалуете.
— Дайте мне год-другой, и я наверняка буду счастлив их воспитывать. А пока у меня есть вы. — Он остановился и тронул кончик ее носа.
Тори пронзило счастье. Близость между ними обещала что-то чудесное, но, хотя реализовать это было невозможно, они словно научились контролировать чувства. Только что они провели вместе больше часа и просто получали удовольствие; ее сердце не сжималось при каждом взгляде на Чанса. Он не говорил и не делал ничего лишнего. Только вызывал у нее чувство нужности и симпатии. Разве это плохо — испытывать такие чувства?
Они загрузили подарки в джип, и Чанс спросил, заводя машину:
— Где вы хотите поужинать?
— Не знаю, — пожала плечами Тори. — Честно говоря, мне все равно. Я умираю с голоду.
— И я. — Он посмотрел на часы на приборной доске. — А ведь мы всего полтора часа здесь! Найдем какое-нибудь местечко и там перекусим. Тем более что надо дать Кук достаточно времени с детьми.
Тори кивнула, и Чанс вывел джип с парковки торгового центра. Он проехал все неплохие сетевые рестораны и свернул на двухполосную дорогу, выглядевшую пустынной.
— Куда мы едем?
— Увидите.
Через минуту они преодолели небольшой холм, и слева обнаружился ресторан с заставленной парковкой. Здание было построено из дерева, украшено рождественскими гирляндами и фольгой, которая сверкала в огнях фонарей парковки, и все выглядело старомодным, домашним и уютным.
— Вам понравится их кухня, — бросил Чанс, выходя из машины.
— Прямо сейчас мне понравится любая еда.
Когда Тори поравнялась с ним, ее опять охватило желание вложить свою руку в его и вместе зашагать по искрящемуся снегу. Вместо этого она сунула руку в карман и пошла к входу. Чанс обогнал ее и открыл дверь. У нее снова потеплело на сердце. Они с Джейсоном были еще детьми, когда начали встречаться. Он не открывал перед ней двери и не ждал ее. Чанс был взрослым мужчиной, который вел себя уважительно и галантно.
Как друг. Или как мужчина, который благодарен ей за помощь. Ничего большего.
Хостес в черных брюках и белой блузке провела их к столику в глубине. Свет был неярким, а когда они сели, вокруг оказалось почти темно. Хостес зажгла на столе круглую свечу и оставила их с меню и обещанием, что официантка вот-вот подойдет.
При свете единственной свечи кабинка неожиданно показалась маленькой и интимной. Тори открыла меню. Она отметила обычные блюда, но ее внимание привлек сладко-пряный запах. Когда подошла официантка, Тори спросила, что это.
— Равиоли под соусом маринара, с сосисками и тремя сортами сыра. Сегодняшнее предложение от шеф-повара.
Тори отдала ей меню:
— Я буду это блюдо.
— Я тоже. — Чанс улыбнулся Тори, когда официантка ушла. — Спасибо за то, что сходили со мной за покупками.
Она пожала плечами, благодарная за возможность направить разговор и настроение в нужное русло.
— С удовольствием, правда. Я покупаю подарки только для своих родителей. А они… довольно скучные.
— Вам повезло. Моих родителей никак нельзя назвать скучными, и выбор подарков для них сводил нас с ума.
— Правда? Не могу представить, как Гвен может сводить людей с ума.
— Когда мы были маленькими, она была перфекционисткой. Я же рассказывал, как мы выходили в одну дверь, а в другую входили уборщики.
Тори засмеялась:
— А ваш отец?
— Вы правда не хотите знать? — поморщился Чанс.
— Конечно хочу.
Что угодно, лишь бы отвлечься от окружающей их интимной обстановки. Тихие звуки мандолины. Свечи.
Уют кабинки с высокими спинками диванов и минимум света.
— Нет, не хотите. — Холодность, с которой он это произнес, заставила Тори совершенно забыть о романтичной обстановке.
— Извините, я не хотела быть навязчивой.
— Нет, вы извините. Это не навязчивость. — Чанс вздохнул и вытянул руки через стол, как будто хотел поймать ее пальцы в знак извинения. — Просто это не очень приятное воспоминание.
— Он был плохим отцом?
— Плохим отцом, отвратительным мужем и практически вором в бизнесе.
Тори поморщилась:
— Это вы, кажется, упоминали, когда Макс предложил вам работу. Вы говорили, что не стали бы работать на отца, но Макс изменил компанию.
Чанс безрадостно засмеялся:
— Я сам себе кажусь злодеем из-за того, что так его не люблю. Но поверьте, он заслужил ненависть, мою и моей матери и, в конце концов, даже Макса.
— Даже Макса?
Чанс откинулся на спинку сиденья:
— Это Макс обнаружил, что Брендон Монтгомери — мой настоящий отец.
— Настоящий?
— Биологический. Он сказал Гвен, что его секретарша забеременела и не может оставить ребенка. Предложил усыновить его, чтобы секретарша не волновалась о том, в чьи руки попадет ее сын. Тогда у них был только Макс, и мама всегда хотела второго ребенка, а Брендон не хотел. Она решила, что усыновление — это способ компенсации.
Тори охватило сочувствие к Гвен.
— Но секретарша забеременела от него?
— Да.
— Это ужасно. — Она откинулась на сиденье.
— В случае моего отца это только верхушка айсберга. Он, царствие ему небесное, обладал талантом лгать всем и каждому.
— Но если он лгал, то откуда вы все это знаете?
— Я услышал, как отец с Максом ругались по этому поводу, когда мне было восемнадцать. Вот почему я сбежал. Я считал, что если Макс об этом знал, то должен был мне рассказать. Но он узнал все только из офисных сплетен и добивался от отца подтверждения. А когда добился, то хотел, чтобы отец поступил правильно. Но Брендон не стал. Потом он умер, и несколько лет назад Макс рассказал нашей маме всю правду. Ей пришлось нелегко, но это помогло ей понять, почему я ушел. Они начали искать меня, просили вернуться домой и все такое. — Он пожал плечами. — После появления близнецов я больше не смог им отказывать. Мне нужна была помощь. Мы с Гвен все обсудили и осознали, что всегда были матерью и сыном, — не важно, кто мои биологические родители, — потому что она меня вырастила.