— Мама, зачем ты на самом деле приехала? Черта с два ты, Мэтью, Себастьян и Кайл просто оказались поблизости.
— Следи за выражениями. — Она взяла его за руку и повела к лифту. — Давай поговорим тут, поскольку мы будем одни.
— Генерал тоже приехал?
Джон чувствовал, что дело попахивает семейным заговором. Что-то происходило. Ему очень хотелось успокоить Элоизу, но он должен был увериться, что никто не собирается на нее нападать.
А он-то сердился, что Элоиза слишком быстро откликается на призыв своей родни. Лэндисы могли собрать семью быстрее, чем большинство людей подать обед на стол.
— Хэнк не смог удрать с совещания в Германии. Он шлет свои наилучшие пожелания.
Двери лифта закрылись.
— Мама, это глупо.
Отчасти именно поэтому он так часто отправлялся путешествовать.
— Недаром я мать. Я по твоему голосу понимаю, когда что-то не так. Материнский инстинкт. Это относится ко всем моим детям. — Джинджер нажала кнопку «стоп». — Ты спросил о Медине, и я задействовала некие ресурсы. И кстати, узнала очень много, в основном о тебе и Элоизе.
Ну, хорошо. Мать его заинтересовала. Ради Элоизы ему надо уточнить, о чем именно она проведала.
— И что же ты узнала?
— Что вы женаты. И поскольку ваш брак длится уже год, я, желая познакомиться с моей новой снохой, вынуждена взять дело в свои руки.
Потрясенный Джон впился глазами в мать, пытаясь осознать последствия этого сногсшибательного заявления. Как могла мама узнать о его женитьбе?
— Себастьян? — наконец догадался он.
Джинджер торжественно кивнула:
— Я задала ему несколько вопросов, когда пыталась найти хоть какие-то сведения о Медине. Кстати, он был уверен, что я в курсе.
Джон не мог сердиться на брата. Мама обладала удивительной способностью вытягивать из них информацию.
Он вернулся мыслями в настоящее. С Элоизой все по-прежнему зыбко. Тут необходима крайняя осторожность.
— Мама, я понимаю твое нетерпение, но прошу тебя, не вмешивайся еще какое-то время.
Джон очень любил свою семью, однако сейчас Элоиза была для него важнее.
До чего еще докопалась его мать?
— Что тебе удалось узнать о семействе Медина? Что-нибудь о старом короле? — поинтересовался он.
Джинджер прислонилась к стенке лифта и пососала дужку очков, висевших на цепочке у нее на шее.
— И что еще тебе известно об Элоизе? — торопил ее Джон.
— Мне известно, кто ее родной отец. Этот тщательно хранившийся более двадцати лет секрет, похоже, начал потихоньку открываться в связи с вашей женитьбой, иначе я никогда не узнала бы, кто она такая.
Джон похолодел. Ему никогда не приходило в голову, что, женившись на Элоизе, он подверг ее опасности. Правда, тогда он ни о чем не догадывался. Ну и ситуация!
Но он с ней справится.
— Никто никогда не посмеет тронуть ни один волос на ее голове.
— Ты зашел так далеко, да? — Ее лицо расплылось в искренней доброй улыбке. — Поздравляю, Джон.
Зашел так далеко? Черт подери, да!
— Я женился на ней, и этим все сказано.
— У вас, очевидно, есть проблемы, иначе вы не провели бы год вдали друг от друга. — Джинджер подняла ухоженный палец. — Я не допытываюсь. Просто утверждаю очевидное. Конечно, я практически не знакома с Элоизой, но, несомненно, у нее есть причины быть осторожной.
— Элоиза не хочет оказаться на виду. — Джон посмотрел на закрытую дверцу лифта, представляя себе, как Элоиза стоит в холле с чемоданом и ждет. — Когда придет время, следует подготовить очень аккуратный пресс-релиз.
— Все это хорошо, но, по моему мнению, девочка боится войти в семью. То, что я слышала о ней, заставляет меня жалеть ее и невольно наводит на мысли о причинах вашего раздельного существования.
— У нас все было хорошо еще несколько часов назад, а потом стали звонить и появляться наши родственники.
— Не смотри на меня так.
У Джона сердце болело при мысли о том, что Элоиза могла, пока он беседует с матерью, вызвать такси. Он не простит себе, если она уедет. Но с другой стороны, неужели она не в состоянии подождать несколько минут?
— Мальчик, у тебя крепкая семья, — сказала мать. — Ты знаешь, что такое семейные традиции, поэтому для тебя просто то, что совсем непросто для других, для Элоизы например. Я не осуждаю ни тебя, ни твоих братьев. Дети должны опираться на семью, рассчитывать на нее. Это те корни, которые держат нас во время бурь. Так было, когда погиб твой отец. Ты частично взял на себя его роль.
— Мама, ты говоришь со мной, как с ребенком. Но я уже вырос.
— Если ты хочешь удержать ее, тебе надо дать ей возможность почувствовать себя увереннее. — Джинджер отпустила кнопку «стоп» и поцеловала сына в щеку. — А теперь иди и займись своей женой. Я надеюсь подольше поболтать с Элоизой внизу, когда вы оба спуститесь. Буду ждать вас вместе с твоими братьями.
Через полчаса Элоиза сидела в вестибюле отеля, окруженная чемоданами и многочисленной родней Джона. Из-за неожиданного поворота событий она нервничала так, что ее даже немного подташнивало.
У них с Джоном почти не было времени поговорить после того, как он вернулся в номер. Он только извинился за неожиданный приезд семейства и обещал, что доставит Элоизу к Одри прежде, чем та успеет вернуться из Вегаса. Он заверил ее, что обо всем позаботится, и поцеловал — быстро, но крепко.
В вестибюле ощущался запах краски, отчего желудку Элоизы стало еще хуже.
Огромные окна вестибюля выходили на каньон. В ночном небе мерцали звезды, взошла луна. Джон обещал, что они этим же вечером отправятся в Пенсаколу. Он клялся, что понимает, как важно для нее повидать Одри, однако, судя по его взгляду, считал, что Элоиза слишком переживает.
И вот она сидит, наблюдает за очень необычным семейным собранием и прилагает усилия к тому, чтобы не теребить край тяжелой шторы. Джон уверял, что только его мать и брат-юрист знают правду об их женитьбе и ее семье. Остальные братья, похоже, считали Элоизу его подругой. Она до дрожи в коленях боялась, что ее происхождение может открыться, но этого не случилось. Пока.
Элоиза смотрела на Лэндисов. Четыре брата устроились на диванчиках — единственных, кроме ее кресла, предметах меблировки холла, не покрытых полиэтиленовой пленкой. Все четверо унаследовали от матери голубые глаза. У всех были темные каштановые волосы, различающиеся по оттенку. Самые длинные волосы были у Джона.
И у всех фамильный волевой подбородок. Сильные и, по всей видимости, упрямые люди. Элоиза подозревала, что это тоже досталось им от матери.