Следующие страницы, впрочем, тоже не пустовали. Эта часть была озаглавлена «Для Джема», хотя, скорее, записи предназначались ей самой — чтобы ничего не упустить. Другие чернила, другой почерк — более торопливый, да и содержание это предполагало. Здесь Офелия пыталась восстановить одну историю, фрагменты которой встречала в записях Делии Бэкон. Происшествие, связанное с Говардами.
Отношения Франсес Говард оказались сложнее простого любовного треугольника. «Там целый додекаэдр!» — восклицала Офелия. По сути, до встречи с Карром, но уже после замужества ей было указано очаровать еще одного человека.
Семья выбрала ей в любовники ближайшего друга Эссекса, принца Уэльского, и Франсес справилась с задачей: поползли слухи о свадьбе, хотя о расторжении брака с Эссексом еще даже не заявлялось.
Потом Франсес встретилась с Карром и, ничего не сказав семье, позволила себе поддаться чувству. Через некоторое время принц, узнав, что его дама непостоянна в пристрастиях, оскорбил ее на публике.
— История с перчаткой, — вырвалось у меня. — А я и не знала, что в ней говорится о Франсес Говард.
— Странно, что принц тогда не бросил свою, — сказал Мэттью.
Офелия вывела теорию о том, как именно эта интрига могла отразиться на «Карденио». По сюжету пьесы, сын правителя пытался соблазнить жену своего друга, женщину честную и добродетельную. Разыгранная как аллегория, она оправдала бы Франсес, а принца подвергла осуждению.
Но вот семья узнает то, что узнал принц: Франсес все это время развлекалась с Карром.
— Карр — Карденио, — повторила Атенаида.
Его появление обращало затею Говардов с пьесой против них самих. Вместо того чтобы показать Франсес верной женой, она выставляла ее на посмешище как кокетку, крутящую тремя мужчинами. Карра и принца на сцене угадал бы кто угодно, а Эссекс был все еще связан с Франсес именем и законом.
Представление не должно было состояться.
Однако оно состоялось. Его дали в Королевском театре зимой 1613 года. А потом еще раз, в начале июня. Тогда «Слуги короля» вывезли пьесу за реку и показали широкой публике. В театре «Глобус».
— А спустя две недели, — сказала я, — он сгорел дотла.
Мы молча воззрились друг на друга.
— Боже правый, — оробев, произнес Мэттью, — даты-то я и не сопоставил!
— Но зачем Шекспиру понадобилось дразнить Говардов? — размышляла Атенаида. — Почему так важно было сыграть «Карденио» в «Глобусе»?
— Затем же, зачем он вообще его написал, — сказала я. — Все, что я говорила, остается в силе. Аллегории его не волновали. И, насколько я знаю, у него были причины для нелюбви к Говардам.
— Может, он вовсе не собирался им угождать, — сказала Атенаида. — Может, было совсем иначе. Ты сама говорила, что кто-то из Говардов послал Уильяма Шелтона в Вальядолид, чтобы тот стал священником. — Она оперлась на расставленные ладони. — Если так, Шекспир имел все основания их уничтожить.
«Но лета твоего нетленны дни…» Я вспомнила, как эти строки читал сэр Генри, и вздрогнула.
— Мы обязаны отыскать эту пьесу, — с нажимом произнес Мэттью.
Я перевернула страницу. Цвет чернил снова переменился, под стать дате.
«Август 1881
Дорогой Фрэнсис…»
«Стоп, — сказала я себе. — Фрэнсис? Кто такой Фрэнсис»?
«Ты хотел, чтобы я закончила рассказ, и я выполню обещание — хотя бы одно из данных тебе».
Итак, Офелия тем летом приехала в Томбстон, но застала лишь пустой номер в пансионе — с исчезновения Джема прошел целый месяц. Хозяйка дома передала ей записку — все, что он оставил жене.
«Знай, я бы горы сдвинул, чтобы увидеть тебя снова. Если ты это читаешь, значит, горы оказались сильнее.
PS. Чтобы развеять твои сомнения, скажу: загляни в наш яковианский magnum opus. Координаты зашифрованы там — 1623, страница с подписью».
Меня окатило жаркой волной. Неудивительно, что первое фолио так ценно. Джем записал в нем, где находится сокровище!
Я наклонилась вперед, к Атенаиде.
— Фермеры, у которых вы купили письмо Офелии… у них, случайно, не осталось каких-нибудь книг?
Она посмотрела мне в глаза.
— Остались.
— Среди них было первое фолио?
— Не первоиздание. Раннее факсимиле.
«То самое, что послала ему Офелия, сомнений нет». Меня снова бросило в жар.
— Вы его видели?
— Не только видела, но и купила.
Я вскочила из кресла.
— Купили? И оно все это время было у вас? Почему же вы не сказали? — Я схватилась за голову. Мальчишеский «ежик» непривычно колол пальцы.
— Ты не спрашивала.
— Я…
— Тебя интересовали документы, — сухо сказала Атенаида, — и ты их увидела. Про книги разговора не было, хотя я и упоминала о них. — Она сложила руки на груди. — Я — коллекционер, Катарина. В таких делах не грех проявить осторожность. И я умею заглаживать вину. Мы на всех парах мчим к разгадке. А пока не прилетели, будь добра, дочитай этот несчастный дневник!
Я больше не могла сидеть. Сердито взяла дневник и стала читать, бродя взад-вперед по кабине. Офелия была на грани истерики. Она требовала, чтобы ее отвели к Джему в дом, но никто за это не брался. Ей даже не говорили адреса. В конце концов хозяйка пансиона отправила мужа принести его книги.
Офелия сидела у себя в комнате, держа фолио — свой свадебный подарок — над пламенем свечи, раскрыв на указанной странице, когда в дверь ворвалась женщина с обесцвеченными волосами и немыслимым декольте, требуя на ломаном английском вернуть ее собственность. Книги, лежавшие на столе, она схватила в охапку, а фолио Офелия не отдала, показав ей свою подпись на форзаце: О.Ф. Гренуилл. Незнакомка побледнела.
— Может, вам и досталась его фамилия, — произнесла она тоном, задевшим Офелию до глубины души, — но любовь свою он делил со мной.
Вот так, в одночасье, ее мир рухнул. Офелия в беспамятстве вышла из дома на задний двор с садом и побрела к забору, пока не остановилась перед беседкой, плотно увитой побегами розы — уже отцветшей, хотя кое-где в гуще листьев еще виднелись засохшие белые цветы.
— Позвольте предложить вам женское общество, — произнес кто-то невидимый.
«Поначалу Вы показались мне каким-то лесным духом, и только потом я разглядела, какое доброе у Вас под бородой лицо. «Уведите ее», — сказала я, а Вы поклонились и ушли. Потом вернулись. «Все, ее уже нет». Что еще было сказано Вами в тот вечер, я не помню, кроме одного: что роза «Леди Банкс» способна вынести холод, жару и засуху, от которой все прочие давно бы погибли, и при этом регулярно, обильно цвести, источая сладчайший из ароматов».