— Или, может, он собирается оспаривать доказательства. В отношении ДНК на это мало кто решался, но я читал о многих процессах, к примеру, о суде над О. Джеем, [27] когда обвиняемые в убийстве выходили сухими из воды, потому что доказывали несостоятельность улик. Или не стопроцентную точность исследования. Вот увидишь, его адвокат скажет в суде: «Разве мой клиент стал бы сдавать кровь, если бы знал, что на основании анализа ему могут быть предъявлены обвинения?» Правда, присяжных теперь не так-то просто на этом провести, но, если ему больше не на что надеяться, он может и попытаться.
— Господи, как мне плохо! — Сэлли пробежалась пальцами по клавиатуре, проверяя, не появились ли у телеграфных агентств какие-нибудь новости.
В этот момент по дальней части комнаты прошел шепоток, люди вставали со своих мест. Вошел Стивен Мэлик. Вид у него был решительный. Десятки глаз впились в его лицо, пытаясь понять, какие новости оно скрывает. Любопытство журналистов было возбуждено настолько, что они, казалось, вот-вот начнут его ощупывать, как страницы с брайлевской печатью. Проходя мимо рабочего места Сэлли, он не остановился, но пощелкал пальцами у нее перед носом.
Она положила трубку и последовала за ним в его кабинет. По редакции «Трибьюн» тут же пополз новый слух: все были уверены, что Мэлика уволили и Сэлли уходит вместе с ним. Достигнув десятого этажа, слух успел обрасти подробностями: Мэлика якобы уже выдворила из офиса вооруженная охрана.
Но тут выяснилась правда. Ее передавали из уст в уста тоже шепотом.
— Тебя уволили? — спросила Сэлли у Стивена в кабинете.
— Начали именно с этого, — ответил он хриплым, усталым, полным разочарования голосом. — Стали говорить, что я повел себя безответственно. Что принцип нашего издания — «сдержанность и противовесы», он должен был подсказать мне, что материал о Койне пускать в печать преждевременно. Я нарушил этот принцип и тем самым предал их доверие, или предал доверенное мне дело, или доверился предателю. В общем, что-то там про доверие и предательство.
Сэлли не перебивала его, только умоляла глазами продолжать: так что же, увольняют ее или нет?
— Потом они сказали, что вся эта история с Койном — лишь одно из звеньев в цепи печальных событий. Они крайне разочарованы и хотели дать мне шанс, но теперь их терпение лопнуло. В этом нет ничего личного, и можно обсудить финансовую сторону моего контракта, а если у меня есть какие-то накопления, пусть даже скромные, плюс пенсия, плюс индивидуальный пенсионный счет и тому подобное, это даст мне возможность уйти на покой и жить с комфортом. Ведь в моем возрасте да еще после такого скандала мне трудно будет куда-нибудь устроиться, даже если они постараются дать максимально мягкую формулировку в официальном сообщении. Кроме того, мне посоветовали срочно искать адвокатов, поскольку гражданский иск неизбежен.
— Боже мой, Стивен, мне так жаль! — воскликнула Сэлли. В носу защекотало, она чувствовала, что вот-вот разрыдается.
— А потом они взялись за тебя. Мол, тебе, конечно, тоже достанется, но ты все-таки молодая и такая талантливая и в конечном итоге сумеешь выкарабкаться. К примеру, напишешь книгу-исповедь или что-нибудь в этом роде.
— Значит, нам обоим крышка, — сказала она.
Ей, как ни странно, даже слегка полегчало.
— А вот и нет!
— Как это?
— А вот так. Пока они вещали, появились свежие новости. ДНК Койна совпала с ДНК убийцы.
— Господи, значит, это все-таки был он? — прошептала она, понимая, что теперь точно разревется.
— Это был он! — Мэлик рассмеялся. — Ты бы видела лица этих сукиных детей! Если бы не коричневые кресла, клянусь, они не смогли бы скрыть, что обделались.
— Боже мой! — Сэлли кинулась к нему и крепко обняла. — Я так за тебя рада! За себя тоже рада, но за тебя больше.
— Барвик, — сказал он, отстраняя ее от себя, чтобы взглянуть ей в глаза, — я должен спросить… Почему же ты так удивлена?
Дэвис давно заметил, что люди, живущие на Среднем Западе, так привыкли жаловаться на погоду, что делают это, даже если погода хорошая. Опустится в августе температура до плюс двадцати двух — двадцати пяти, да еще вечерами легкий ветерок подует — и готово: все говорят, что стало холодно, и таскают с собой куртки. Если три дня подряд солнечно — начинают переживать за свои лужайки. Если февраль выдался теплым, значит, летом некуда будет деться от жары и духоты.
А вот плохую погоду они всегда воспринимают с оптимизмом. Даже если в день свадьбы небо затянуто тучами, то в церкви кто-нибудь из гостей непременно скажет с умным видом, что прямой солнечный свет будет проходить сквозь облака, как сквозь фильтр, и от этого на лицах не будет теней и фотографии получатся просто великолепно.
День выпуска в школе Нортвуд-Ист выдался дождливым. С самого утра мелкая изморось сыпалась с неба, периодически сменяясь ливнем — люди тут же бросались врассыпную, словно их настигали не капли воды, а пули. Церемонию перенесли в спортивный зал, где не хватало ни мест, ни свежего воздуха для учащихся, их родителей и прочих родственников. Преподаватели в этом году пообещали не затягивать церемонию. Однако никто не знал, как этого добиться. Директор, представитель выпускного класса и почетный гость школы — выпускник Нортвуд-Ист, который когда-то играл на Бродвее, а ныне снимался в целом ряде умирающих комедийных сериалов, — все решили для себя: пусть оргкомитет пытается экономить время, но, разумеется, не на их речах.
Полгода назад учителя считали, что у Джастина есть шанс побороться с Мэри Сибом за право выступить в день выпуска. Шанс небольшой: Мэри Сибом отличалась прилежанием и усидчивостью, ее уже приняли в Гарвард, а Джастиново прилежание даже в интересующих его предметах было отнюдь не постоянным. И все же он был вундеркинд и, безусловно, самый одаренный ученик школы. Поэтому, когда начался последний семестр, в учительской раздавались голоса, что Джастин может получить это почетное право, если сдаст на все пятерки экзамены АР [28] и если Мэри Сибом срежется на высшей математике (этим опасением она поделилась со своим консультантом, миссис Сайкс, — известной болтушкой).
Но вышло все по-другому. Мэри Сибом сдала высшую математику с той же легкостью, что и остальные предметы, а Джастин, вдруг резко охладевший к учебе, скатился до троек и четверок с минусом. Это все наркотики, говорили преподаватели. Им уже не раз приходилось видеть подобное.