«Были ребята, которые пытались Анну Кэт обидеть. Из-за ее отца, — рассказал Билл сержанту полиции. — Я не хочу сказать, что они могли ее убить, ничего такого, и вообще после покушения на мистера Мура это стало случаться гораздо реже, хотя и не прекратилось. Помню, классе в десятом мы на литературе читали «Франкенштейна», так вот, кто-то взял у Анны Кэт книжку и написал кое-что на титульном листе. Полное название романа — что-то вроде «Франкенштейн, или современный Прометей». Тот парень зачеркнул вторую часть названия и написал: «Дэвис Мур, доктор медицины».
Следователь прервал его и спросил, кто такой или что такое Прометей. «Прометей, — объяснил Билл, — это герой древнегреческих мифов. Тот, который собрал все беды человечества — ну, болезни и всякое такое — и сложил в специальный ящик. А потом Пандора этот ящик открыла, и жизнь человечества стала паршивой уже навечно. А еще он украл у богов огонь и отдал его смертным. Тот парень, написавший имя доктора Мура, ничего про Прометея не знал, просто повторял то, что слышал от родителей или еще от кого-то. Что, мол, клоны — это современные чудовища Франкенштейна. Это твердят противники клонирования. Глупо, конечно, но многие с ними соглашаются.
В нашей школе учатся два мальчика, не скрывающих, что они клоны. Говорят, в большом учебном заведении, таком, как наша школа, их должно быть не меньше тридцати, но семьи чаще всего держат это в секрете. И это неудивительно, потому что тем двум парням, клонам, сильно достается. И это несмотря на то, что один из них отличный спортсмен. Он новичок, но его уже взяли в школьную команду по футболу. Ходили слухи, что его донором был классный футболист одной университетской команды, хотя, возможно, это полная ерунда. Тем не менее, он точно скоро станет звездой футбольной команды, но на отношение к нему это не влияет. Многие ребята обходят его стороной, будто он какой-то больной. Он, помню, очень по этому поводу переживал. Но Анна Кэт всегда находит таких ребят — точнее, находила — и общалась с ними в школе или после уроков. Предлагала им поучаствовать в каком-нибудь мероприятии или приглашала на игру своей волейбольной команды. Знаете, что забавно? Она была такая девушка, которая умела попросить об одолжении: например, поработать в субботу утром на автомойке, причем совершенно безвозмездно, поскольку деньги пойдут на благотворительные цели. И тебе было даже приятно, что она попросила. Создавалось впечатление, что она сделала что-то для тебя, а не наоборот. Причем так бывало не только с ребятами, понимаете. Не только потому, что она была симпатичная. Девчонкам она тоже нравилась».
Следователь спросил, как звали того, кто сделал надпись в ее книжке про Франкенштейна. «А, этот. Его зовут Стивен Черч. Прошло несколько месяцев после того случая, и вот однажды мы играли в спортзале в софтбол. Команды были смешанные, из мальчиков и девочек. Стивен играл на первой базе, Анна Кэт отбила низкий мяч на игрока между второй и третьей базой. И вот она бежит, чтобы отбить следующий удар, явно слишком сильный, пересекает первую базу, снимает свой шлем, начинает им размахивать и хрясь! — ударяет парня шлемом прямо по затылку. Он свалился на пол, а Анна Кэт стала делать вид, что это случайность: прости, прости, все такое, — но кое-кто сообразил, в чем там дело. Она больше слова об этом не сказала, и Стивен больше никогда ничего такого не делал. Она всегда горой стояла за папу».
Дэвис улыбнулся и в который уже раз подумал, что это Анна Кэт за ним приглядывала, а не он за ней. Не удивительно, что он почувствовал себя таким беспомощным, когда искал убийцу дочери.
Где же он мог слышать это имя — Стивен Черч? Была такая Натали Черч, жутко противная тетка, время от времени появлявшаяся в пикетах у клиники и выкрикивавшая вслед пациентам всякую ерунду типа: «Хей, хей! Хо, хо! Генетика — это зло!» Стивен, наверное, ее сын. Если бы пятнадцать лет назад Дэвис наткнулся на эту историю, он проверил бы этого Черча как потенциального подозреваемого. У полиции, видимо, возникла такая же мысль, судя по тому, что на последней странице кто-то написал от руки: «Алиби Черча проверено. Был с родителями в Санкт-Питерсберге».
Сложа руки копы все-таки не сидели, подумал Дэвис. Он положил обратно в коробку запись беседы с Биллом и достал очередную папку.
Либби Карлайл. Либби он знал очень хорошо. Они с Анной Кэт играли в одной команде по волейболу. Либби много раз оставалась у них ночевать, здесь, в доме на Стоун-авеню. Он допоздна слышал из комнаты дочери взрывы хохота или — реже — шепот. Это они переговаривались с подружками по телефону.
Порой Анна Кэт и Либби могли как следует расшуметься, но Джеки их обычно не слышала — антидепрессанты в сочетании с алкоголем были лучше любой звукоизоляции. А Дэвис лежал в темноте и думал: может, ему, как ответственному родителю, следует постучаться в дверь комнаты дочери и сказать им, чтобы они угомонились? Велеть немедленно ложиться спать? Но он ни разу этого не сделал. Он слушал их смех и голоса, не разбирая, конечно, ни одного слова, поскольку спальня дочери была слишком далеко от его комнаты, но ему хватало того, что он слышал счастливые нотки в голосе дочки.
Показания Либби занимали несколько страниц, и он начал пролистывать их с конца. Он очень хорошо знал Либби и понимал, что эта девочка была хранительницей многих секретов его дочери, и поэтому ему казалось, что не стоит читать беседу с ней слишком внимательно — это было бы так же неприлично, как подслушивать. Но ведь она была близкой подругой Анны Кэт. Если Анна Кэт знала Сэма Койна, то Либби тоже должна была его знать.
Сначала Дэвис не заметил того, что искал. Наверное, потому, что высматривал фамилию «Койн». Он начал листать показания с начала, внимательнее вглядываясь в страницы.
Либби сказала: «В понедельник мы с Анной Кэт ходили в торговый центр. Во вторник она была дома, с мамой и папой. В среду мы поехали в Чикаго с Сэмом, Дэнни и его приятелем, который учится в Мэдисоне».
Вот оно. Единственное упоминание на сотню с лишним страниц. Верно ли, что речь идет о Сэме Койне? Скорее всего. Надо вспомнить, часто ли мальчиков называли именем Сэм тридцать пять лет тому назад. Нет, он не помнил. Он занимался тем, что помогал появляться на свет мальчикам, и не мог вспомнить, часто ли им давали имя Сэм. Следователь даже не попросил назвать фамилии. Как фамилия этого Сэма? Господи, Либби ведь назвала им убийцу, а им даже не пришло в голову спросить, как его фамилия! Что это за расследование? Так, времяпрепровождение. Впрочем, это для него не новость.
Дэвис задвинул оставшиеся папки в шкаф и отправился наверх, в комнату Анны Кэт. Многие годы здесь ничего не трогали. Не из сентиментальности, а просто потому, что Дэвису не хватало духу провести здесь целый день и упаковать вещи дочери. Джеки иногда заходила сюда и тихо сидела, по-своему оплакивая Анну Кэт. Когда они с Джоан поженились, она превратила эту комнату в спальню для гостей. Они это ни разу не обсуждали. Она все сделала сама, а он не возражал.
Но некоторые из вещей Анны Кэт здесь все-таки остались. На книжной полке стояли четыре школьных альбома, включая тот, который им прислали уже после ее смерти. В последнем все поля были исписаны словами скорби и восхищения, напыщенными прощальными обращениями — подросткам впервые пришлось столкнуться со смертью своей сверстницы. Еще там были цитаты из песен, много цитат, и нарисованные цветы, и даже портреты Анны Кэт, некоторые очень удачные.