Аль-Обайди сидел некоторое время за своим заваленным бумагами столом, размышляя над тем, каким должен быть его следующий шаг. Он набросал короткий список вопросов в своём блокноте:
1. М. П.
2. Госбезопасность
3. Зам. министра иностранных дел
4. Кальмар
Его взгляд остановился на первом пункте, обозначенном «М.П.». Он поддерживал отношения со своим бывшим однокашником по Лондонскому университету, который занимал в настоящее время пост постоянного секретаря в министерстве промышленности. Аль-Обайди чувствовал, что его старый друг сможет снабдить его требуемой информацией, не заподозрив его настоящих мотивов.
Набрав персональный номер телефона постоянного секретаря, он с радостью услышал его голос.
— Надхим, это Хамид Аль-Обайди.
— Хамид, я слышал, ты вернулся из Нью-Йорка. Ходит слух, что ты получил остатки нашего посольства в Париже. Но слухи в этом городе бывают самые разные.
— На этот раз они точные, — сказал Аль-Обайди своему другу.
— Поздравляю. И чем могу служить, ваше превосходительство?
Аль-Обайди польстило, что Надхим был первым, кто назвал его «ваше превосходительство», несмотря на сарказм в голосе.
— Санкции ООН.
— И это называется друг?
— Нет, это самая обычная проверка. Мне просто надо подчистить дела, прежде чем передавать их своему преемнику. Тут все в порядке, насколько мне известно. Вот только не могу найти концы с гигантским сейфом, что был сделан для нас в Швеции. Я знаю, что он оплачен, но не могу выяснить, как обстоят дела с его доставкой.
— Это не по моей части, Хамид. С нас сняли эту ответственность около года назад, после того, как на документах появилась пометка «Верховное командование», которая обычно обозначает, что предмет предназначен для личного использования президентом.
— Но кто-то же должен отвечать за его доставку из Кальмара в Багдад?
— Могу сказать только, что мне было дано указание передать эти документы в наше представительство при ООН в Женеве, поскольку у нас нет посольства в Осло. Мне странно, что ты не знаешь об этом, Хамид. Мне кажется, это больше по твоей части, чем по моей.
— Тогда придётся связаться с Женевой и выяснить, что они собираются делать, — сказал Аль-Обайди, забыв добавить, что Нью-Йорк и Женева редко делятся друг с другом своими планами. — Спасибо тебе за помощь, Надхим.
— Обращайся в любое время. Желаю удачи в Париже, Хамид. Я слышал, женщины там невероятные, и к тому же им нравятся арабы.
Аль-Обайди положил трубку и посмотрел на список в блокноте. Решиться на второй звонок ему удалось не сразу.
Располагая такой информацией, как у него, правильнее было бы позвонить в Женеву, высказать свои подозрения послу и позволить двоюродному брату Саддама вновь присвоить себе награду, которая по праву должна принадлежать ему, Аль-Обайди. Он посмотрел на часы. В Швейцарии был полдень. Аль-Обайди попросил свою секретаршу соединить его с Баразаном Аль-Тикрити, зная, что она регистрирует каждый звонок. Через несколько минут в трубке послышался чей-то голос.
— Могу я поговорить с послом? — вежливо спросил Аль-Обайди.
— Он на совещании, сэр, — последовал неизменный ответ. — Мне позвать его к телефону?
— Нет-нет, не беспокойте его. Передайте только, что звонил Хамид Аль-Обайди из Багдада и просил перезвонить ему.
— Да, сэр, — ответили ему, и он положил трубку. Правильный порядок действий был соблюдён с его стороны.
Открыв папку санкций, он нацарапал под своим отчётом:
Министерство промышленности отправило документы на это изделие непосредственно в Женеву. Я звонил нашему послу туда, но не смог связаться с ним. Поэтому я не могу предпринять никаких дальнейших действий по этому вопросу, пока он не перезвонит мне.
Хамид Аль-Обайди.
Свой следующий шаг Аль-Обайди обдумывал с особой тщательностью. Если он решит ничего не предпринимать, его действия опять же должны выглядеть обычными и не выходящими за рамки полученных указаний. Малейшее отклонение от заведённого порядка в городе, который кормился слухами и паранойей, и на верёвке будет болтаться он, а не двоюродный брат Саддама.
Аль-Обайди посмотрел на второй пункт в своём списке, позвонил секретарше и велел ей соединить его с генералом Сабаави Аль-Хассаном, занимавшим пост начальника госбезопасности, на котором за последние семь месяцев сменилось три человека. Генерал ответил сразу же, подтверждая тем самым, что у иракского режима было больше генералов, чем послов.
— Посол, доброе утро. Я сам собирался позвонить вам. Нам нужно поговорить, прежде чем вы отправитесь на новую должность в Париж.
— Вы угадали мои мысли, — сказал Аль-Обайди. — Я не имею понятия, кто представляет нас теперь в Европе. Прошло уже много лет с тех пор, как я служил в этой части мира.
— Честно говоря, у нас там слабовато. Многие наши лучшие люди оказались выдворенными, включая даже так называемых студентов, на которых мы всегда полагались в прошлом. Но это не тема для телефонного разговора. Когда бы вы хотели, чтобы я подъехал и встретился с вами?
— Вы свободны сегодня с четырех до пяти часов дня?
Генерал помолчал, прежде чем ответить:
— Я смогу подъехать к вам около четырех, но должен буду к пяти вернуться в свой офис. Как вы думаете, этого времени будет достаточно?
— Я уверен, что вы сможете проинструктировать меня по всем вопросам за это время, генерал. — Выполнив очередную формальность, Аль-Обайди положил трубку.
Третьим в его списке стоял тот, с кем блефовать будет труднее. Поэтому следующие несколько минут Аль-Обайди репетировал свои вопросы, прежде чем набрать внутренний номер. На его звонок ответила мисс Саиб.
— У вас какой-то конкретный вопрос к заместителю министра? — спросила она.
— Нет, — ответил Аль-Обайди. — Я звоню по его просьбе. Мне полагается небольшой отпуск в конце недели, и заместитель министра дал ясно понять, что хочет проинструктировать меня, перед тем, как я займу новую должность в Париже.
— Я перезвоню вам, как только у меня будет возможность обсудить вашу просьбу с министром, — пообещала мисс Саиб.
Аль-Обайди вновь положил трубку. Здесь ничего не может вызвать подозрений. Он вернулся к своему блокноту и добавил в последнем пункте знак вопроса, две стрелки и ещё одно слово:
Женева.
В течение следующих сорока восьми часов ему придётся решить, в каком направлении он должен отправиться.
Первый вопрос, который Крац задал Скотту по пути из Кальмара в Стокгольм, был о том, что означали цифры 0-4-0-7-9-3. Скотт с трудом стряхнул с себя сон, в котором он спасал Ханну на белом скакуне, и вернулся в реальный мир, казавшийся гораздо менее обещающим.