— Но он в отпуске, ты, балда.
— Я знаю. Но зачем проводить день в городе, который редко привлекает к себе туристов?
— Ты говоришь загадками. Если у тебя есть что сказать мне, говори.
— Днём посол Аль-Обайди нанёс визит в Стокгольм, если верить штампу в его паспорте, но в этот же вечер вернулся в Париж. Не думаю, чтобы так проводили отпуск.
— Стокгольм… Стокгольм… Стокгольм… — повторял голос на другом конце провода, словно пытаясь восстановить его значение. Наступила пауза, и затем: — Сейф. Ну конечно! Он, должно быть, ездил в Кальмар, чтобы проверить сейф сайеди. Что он там мог обнаружить такого, что счёл нужным скрыть от меня, и знает ли Багдад о его манёврах?
— Не имею представления, ваше превосходительство, — сказал администратор. — Но я знаю, что уже завтра он летит назад в Багдад.
— Но если он в отпуске, то зачем ему так быстро возвращаться в Багдад?
— Наверное, пост главы представительства в Париже недостаточно высок для него, ваше превосходительство. Может быть, он метит куда повыше?
Телефон долго молчал, прежде чем голос из Женевы сказал:
— Ты поступил правильно, Абдул, что разбудил меня. Я первым делом позвоню утром в Кальмар. Первым делом, — повторил он.
— Вы обещали, ваше превосходительство, что если мне ещё раз удастся довести до вашего внимания…
Тони Кавалли подождал, пока Мартин нальёт им обоим выпить.
— Арестован за драку в баре, — проговорил отец, выслушав доклад сына.
— Да, — сказал Кавалли и положил досье на стол рядом с ним. — И более того, приговорён к тридцати суткам.
— К тридцати суткам? — не поверил отец и, помолчав, спросил: — Какие указания ты дал Лауре?
— Я посадил её на цепь до 15 июля, когда Долларовый Билл будет освобождён, — ответил Тони.
— И где они держат его на этот раз? В окружной тюрьме?
— Нет. Как указано в протоколе окружного суда в Фермонте, они упрятали его в тюрьму штата.
— За участие в пьяной драке? — спросил старик. — Что-то тут не складывается.
Он уставился немигающим взглядом в Декларацию независимости на стене за столом и долго не произносил ни слова.
— Кто у нас есть там?
Кавалли раскрыл лежавшее рядом досье и достал из него один лист.
— Один старший офицер и шесть осуждённых, — ответил он, довольный своей предусмотрительностью, и передал лист отцу.
Изучив список фамилий, отец стал облизывать губы.
— Надо сделать ставку на Эдуардо Беллатти, — сказал он, поглядывая на сына. — Если мне не изменяет память, он был приговорён к девяноста девяти годам за то, что разнёс в пух и прах судью, который встал на нашем пути.
— Правильно, и кроме того, он всегда готов пришить любого за пачку сигарет, — заметил Тони. — Так что если он позаботится о Долларовом Билле до 15 июля, это сэкономит нам четверть миллиона долларов.
— Тут что-то не так, — сказал отец, побалтывая виски в стакане, который он ни разу не пригубил. — Может, пора копнуть глубже? — добавил он так, словно разговаривал с самим собой, и вновь пробежал глазами список фамилий.
Аль-Обайди проснулся рано утром, охваченный нетерпением поскорее отправиться в Багдад, чтобы доложить министру иностранных дел все, что ему стало известно. Оказавшись в Ираке, он приготовит полный письменный отчёт, который вновь и вновь прокручивал в голове.
Прежде всего он объяснит министру, что, проводя обычную сверку санкций, он узнал, что сейф, заказанный президентом, уже находится на пути в Багдад. Обнаружив это, он заподозрил, что за этим может скрываться попытка врагов государства совершить покушение на жизнь президента. Не будучи уверенным, кому можно доверять, он по собственной инициативе и даже за свой счёт решил раскрыть этот заговор. Через считанные секунды после его доклада министру Саддам будет знать, кто отвечал за сейф и, самое главное, кто не позаботился о благополучии самого президента.
Стук в дверь прервал его мысли.
— Войдите, — сказал он, и в дверях появилась горничная с подносом в руках, на котором находились два подгоревших тоста и чашечка кофе по-турецки. Как только она вышла, Аль-Обайди встал, принял холодный душ — потому что не было горячей воды — и быстро оделся, предварительно выплеснув кофе в раковину, а тосты оставив нетронутыми.
Посол вышел из комнаты и, спустившись на один пролёт лестницы в свой кабинет, застал там главного администратора стоявшим за его столом. Неужели он только что сидел в его кресле?
— Доброе утро, ваше превосходительство, — сказал тот. — Надеюсь, вы хорошо провели ночь.
Аль-Обайди готов уже был взорваться, но прозвучавший вопрос Канука не дал ему такой возможности:
— Вас проинформировали о бомбардировке Багдада, ваше превосходительство?
— Какой бомбардировке? — спросил он, недовольный тем, что его застали врасплох.
— Похоже, что в два часа ночи американцы запустили несколько ракет «томагавк» по штаб-квартире Мухбарат в центре города.
— И каков результат? — спросил Аль-Обайди с беспокойством.
— Убито несколько гражданских, — безразличным тоном ответил главный администратор, — но нашего любимого вождя в это время, к счастью, не было в городе.
— Это действительно хорошая новость, — сказал Аль-Обайди. — Теперь мне тем более надо немедленно возвратиться в Багдад.
— Я уже подтвердил ваш заказ.
— Спасибо, — сказал Аль-Обайди, глядя из окна на Сену. Канук отвесил низкий поклон:
— Я позабочусь, чтобы вас встретили в аэропорту, когда вы вернётесь, ваше превосходительство, и чтобы в этот раз все было готово к вашему прибытию. А пока пойду принесу ваш паспорт, если позволите.
Аль-Обайди сел за свой стол. «Интересно, — подумал он, — сколько времени я пробуду простым главой представительства в Париже, когда Саддам узнает, кто спас ему жизнь?»
Тони набрал номер на своём личном телефоне.
Трубку взял заместитель начальника тюрьмы, ответивший утвердительно на вопрос Кавалли о том, находится ли он один в своём кабинете. Второй вопрос ему пришлось выслушать более внимательно, прежде чем давать ответ:
— Если Долларовый Билл в этой тюрьме, то он прячется лучше, чем Леонора Хелмсли от налогов.
— Но в материалах окружного суда указано, что он был приписан к вам вечером 16 июня.
— Может быть, он и был приписан к нам, но у нас он никогда не появлялся, — сказали ему на другом конце провода. — А за восемь дней можно было восемь раз добраться до нас из окружного суда в Сан-Франциско, если, конечно, они опять не стали заковывать заключённых в цепи и гнать их своим ходом. Впрочем, это была бы не такая уж плохая идея, — добавили с нервным смешком.