…шестьдесят, шестьдесят один, шестьдесят два, шестьдесят три…
Решающий момент наступит, когда они воткнут иглу ещё раз, причём сделают это в любом месте. Весь фокус тут в том, чтобы не проявить никакой реакции, иначе генерал тут же поймёт, что инъекция не подействовала. Программа отработки этого упражнения не пользовалась популярностью среди агентов, и хотя Крац подвергал себя «иглоукалыванию» все последние девять месяцев, только в реальных условиях можно было узнать, способен ли ты пройти это испытание.
…девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять…
Действие вакцины должно было начинаться через две минуты, и агентов учили, что второй укол следует ожидать на третьей минуте, для чего требовалось вести отсчёт времени.
…сто шестнадцать, сто семнадцать…
«Расслабься, это может произойти в любой момент. Расслабься!»
Неожиданно игла вонзилась в большой палец левой ноги. Крац перестал стискивать зубы и даже сохранил прежний ритм дыхания. Он стал первой подушечкой Израиля для булавок. МОССАД все превращает в шутку.
— …и все это время я думала, что ты умер.
— Мы не могли дать тебе знать, — проговорил Скотт.
— Теперь это уже не имеет никакого значения, Симон, — сказала Ханна. — Извини. К «Скотту» ещё надо привыкнуть. Возможно, я так и не успею за оставшееся нам время.
— Возможно, нам осталось гораздо больше времени, чем ты думаешь, — сказал Скотт.
— Как ты можешь так говорить?
— Один из запасных вариантов, над которым мы работали с Крацем, предусматривает, что если кого-то из нас схватят и подвергнут пыткам, пока другой будет на свободе, мы держимся один час, а затем запускаем уловку.
Ханна знала, что в МОССАДе понимается под уловкой, хотя детали её в данном случае ей известны не были.
— Однако я должен признать, что мы никогда не думали, что события будут развиваться по нынешнему сценарию, — сказал Скотт. — На самом деле мы рассчитывали на прямо противоположное. Мы думали, что если сможем убедить их, что везём сейф с другой целью, они немедленно эвакуируют всех из здания и очистят прилегающий район.
— И что бы это дало?
— Мы надеялись, что, когда здание будет покинуто и даже если мы уже будем схвачены, у других агентов, которые перешли границу днём раньше, может оказаться около часа времени для того, чтобы попасть в зал совета и снять Декларацию.
— А разве бы иракцы не забрали Декларацию с собой?
— Не обязательно. Наш план строился на том, что мы сообщаем им в точности, что произойдёт с их любимым вождём, если сейф будет закрыт любым другим, кроме меня. Мы считали, что это вызовет панику и что они, скорее всего, бросят все как есть.
— Значит, короткую соломинку вытянул Крац.
— Да, — тихо сказал Скотт. — Хотя его первоначальный план все ещё остаётся в силе, даже после того, как я имел глупость отдать Декларацию Хамилу. Правда, теперь нам придётся воспользоваться им, чтобы выйти, а не войти в здание.
— Но ты не отдал её, — сказала Ханна. — Декларация по-прежнему висит на стене в зале.
— Боюсь, что нет, — возразил Скотт. — Хамил был прав. Я подменил её, когда сработала сигнализация. А затем собственноручно отдал оригинал Хамилу.
— Нет, ты не отдал, — сказала Ханна. — Ты обманул и себя, и Хамила, считая, что подменил оригинал.
— О чем ты говоришь? — спросил Скотт.
— Тут я приложила руку, — сказала Ханна. — Я нашла в сейфе картонную трубку и поменяла документы, думая, что смогу выбраться и сообщить Крацу. Но тут появились вы с генералом Хамилом. Так что когда сработала блокировка, ты повесил оригинал назад на стену, а потом отдал Хамилу копию.
Скотт опять заключил её в свои объятия.
— Ты гений! — воскликнул он.
— Нет, я не гений, — возразила она, — поэтому тебе лучше рассказать мне, что вы планировали на случай нынешнего развития событий. Для начала скажи, как мы выберемся из закрытого сейфа?
— Вся прелесть в том, — заметил Скотт, — что он не закрыт. Он запрограммирован так, что открыть и закрыть его могу только я.
— Какой гений придумал это?
— Швед, который с готовностью занял бы наше место, но он остался в Кальмаре. Первое, что я должен сделать, это определить, какая из стенок является дверью.
— Это легко, — уверила Ханна. — Она должна быть прямо напротив меня, потому что я сижу под портретом Саддама.
Они на четвереньках двинулись к противоположной стенке.
— Теперь нам надо сместиться в правый угол, — сказал Скотт, — чтобы легче было толкать.
Ханна кивнула, но, вспомнив, что они не могут видеть друг друга, произнесла:
— Да.
Скотт посмотрел на светящийся циферблат своих часов:
— Но пока рано. Нам надо дать Крацу ещё немного времени.
— Его хватит, чтобы рассказать мне, в чем заключается уловка? — спросила Ханна.
— Хорошо, — сказал генерал, когда Крац не прореагировал на иглу, вонзившуюся в большой палец его ноги. — Теперь мы узнаем все, что нам нужно. Для начала один простой вопрос. Ваше воинское звание?
— Полковник, — ответил Крац. Секрет был в том, чтобы говорить им правду только тогда, когда уверен, что они уже знают её.
— Ваш личный номер?
— 78216, — ответил он. Если сомневаешься, исходи из того, что они знают, иначе попадёшься.
— Ваша официальная должность?
— Советник по вопросам культуры при посольстве в Великобритании. — Допускается три пробных ложных ответа и одна уловка, не больше.
— Фамилии трех ваших коллег, которые сопровождают вас в этой поездке?
— Профессор Скотт Брэдли, специалист по древним манускриптам, — первая пробная ложь, — Бен Кохен и Азиз Зибари. — Правда.
— А девица Ханна Копек, какое у неё звание в МОССАДе?
— Она ещё стажёр.
— Сколько времени она в МОССАДе?
— Чуть больше двух лет.
— Её задача?
— Внедриться в Багдад и выяснить, где находится Декларация независимости. — Вторая ложь.
— Что ж, неплохо, полковник, — сказал генерал, поглядывая на длинную картонную трубку, которую держал в руке.
— Вы руководили этим заданием, как её командир?
— Нет. Я должен был сопровождать сейф из Кальмара. — Третья ложь.
— Но в действительности это было лишь прикрытие для того, чтобы обнаружить Декларацию независимости?
Крац заколебался. Специалисты утверждали, что, даже находясь под воздействием «сыворотки правды», высокоподготовленный агент будет колебаться, услышав вопрос, на который он никогда раньше не отвечал.