Мэтью ждал меня на ступенях суда Олд-Бейли с огромными папками под мышкой. «Мне очень нравится ваш костюм», — сказал он, пока мы поднимались по ступеням. Затем мы прошли в зал, где должна была решиться моя судьба.
Вновь я стоически переносил свое пребывание на скамье подсудимых. Сэр Мэтью поднялся со своего места и обратился с речью к трем судьям апелляционного суда. Он говорил примерно час и, слушая его, я подумал, что мог бы изложить все факты так же, как он, хотя, конечно, не так красноречиво и, безусловно, не так убедительно. Он подчеркнул тот факт, что Джереми оставил свое имущество Розмари, которая продала дом семьи Куперов, обратила в деньги все принадлежащие ей акции, быстро оформила развод и исчезла из поля зрения, прихватив по крайней мере семь миллионов фунтов. Интересно, какая часть этой суммы перешла в руки Джереми?
Сэр Мэтью несколько раз напоминал судьям, что полиция так и не нашла труп, хотя перерыла половину Лидса.
Моя надежда укреплялась с каждым новым фактом сэра Мэтью. Но когда он закончил речь, меня снова повезли в Армли, потому что должно было пройти три дня, отпущенных судьям для вынесения решения.
Оно было таким: «Апелляция отклоняется. Причины не сообщаются».
Мэтью приехал ко мне в тюрьму в пятницу, чтобы объяснить, почему судьи не сообщили причин отказа. Это произошло, считал он, из-за того, что мнения судей разделились. Должно пройти больше времени, чтобы они пришли к согласию.
— Сколько времени это займет? — спросил я.
— Интуиция говорит мне, что через несколько месяцев вас отпустят под залог. Это произойдет потому, что полиции не удалось найти труп, вынесенное судьей решение не производит впечатление обоснованного, а ваше дело вызывает сильные эмоции.
Я поблагодарил Мэтью за его старания, и он вышел из комнаты для свиданий с улыбкой на лице.
Вам, наверное, интересно знать, чем занимался в это самое время суперинтендант Хакетт или, точнее, бывший суперинтендант. Нет, он не сидел сложа руки. Вместе с инспектором Уильямсом и констеблем Кенрайтом, которые ушли с ним из полиции, Хакетт открыл в Брадфорде небольшой офис и начал вести расследование. О результатах он докладывал мне каждое воскресенье в четыре часа дня.
Через месяц у него накопилась пухлая папка материала. В ней были детальные досье на Розмари, Джереми, меня и фирму. Я провел много времени за изучением этих данных и помог устранить некоторые белые пятна. Я быстро понял, почему Хакетт заслужил такое уважение среди моих товарищей по заключению: он проверял каждую улику, расследовал до конца каждую версию, и если какая-нибудь казалась тупиковой, Дон расследовал и ее, потому что иногда расследование показывало, что никакого тупика не было.
В первое воскресенье октября — его работа продолжалась уже четыре месяца — Хакетт сказал мне, что он, по-видимому, нашел, где скрывается Розмари. Похожая на нее женщина живет на небольшой вилле «Флер» на юге Франции.
— Как вам удалось выследить ее? — спросил я.
— Благодаря письму, которое ее мать бросила в местный почтовый ящик. Почтальон был так добр, что позволил мне взглянуть на адрес на конверте, — ответил Хакетт. — Вы не представляете, сколько часов мы следили за домом, сколько писем мы просмотрели, во сколько дверей мы стучались за эти четыре месяца. Миссис Кершоу, по-видимому, очень не любит писать писем, потому что это было первое письмо, которое она отправила дочери. Между прочим, — добавил он, — она взяла свою девичью фамилию, теперь она мисс Кершоу.
Я молча кивнул, не желая прерывать его рассказ.
— В среду Уильямс полетел в Канны и остановился в ближайшей деревне, выдавая себя за туриста. Дом мисс Кершоу, сообщил он, окружен четырехметровым каменным забором, за которым сторожевых псов больше, чем в саду деревьев. Местные жители знают о ней меньше, чем мы. Но начало положено.
Я впервые почувствовал, что у Джереми Александера появился достойный соперник. Однако лишь спустя пять недель — я выслушал уже пять отчетов о проделанной работе — на худом лице Хакетта появилась едва заметная улыбка.
— Мисс Кершоу дала объявление в местной газете, — сообщил Хакетт. — Ей, по-видимому, требуется новый дворецкий. Сначала я подумал, что надо расспросить уволившегося дворецкого, но отказался от этой идеи из-за риска, что она может узнать о расспросах. Я решил, что инспектору Уильямсу надо устроиться на эту работу.
— Но она ведь сразу догадается, что он не годится для такой работы.
— Не обязательно, — сказал Хакетт, и его улыбка стала значительно шире. — Прежде чем поступить на новую работу, Уильямс должен отслужить на старой, у графини Ретланд, положенный законом месяц. В это время он будет посещать шестинедельные курсы «Школы для дворецких Айвора Спенсера». Между прочим, Уильямс быстро всему учится.
— А как с рекомендациями?
— К тому времени, когда Розмари Кершоу пожелает его увидеть, у него будут отзывы, с какими его взяла бы на работу любая герцогиня.
— Мне говорили, что вы ничего не делаете тайком.
— Лишь в том случае, мистер Купер, если имею дело с честными людьми. Но не тогда, когда охочусь на негодяев, как эти двое. Я собираюсь посадить их за решетку, и делу конец.
В тот момент я не хотел, чтобы Хакетт узнал, что заключительная глава этой истории, какой я ее видел, не заканчивается для Джереми тюремной камерой.
Когда фамилия Уильямса появилась в списке претендентов на место дворецкого, я решил внести в эту операцию одну поправку. Идея возникла, когда я читал условия, которые Розмари упомянула в объявлении.
— Пусть Уильямс просит пятнадцать тысяч франков в месяц и пять недель отпуска, — сказал я Хакетту, когда они с Мэтью навестили меня в следующее воскресенье.
— Почему? — спросил бывший суперинтендант. — Она ведь предлагает только одиннадцать тысяч и три недели отпуска.
— Она может заплатить и больше при таких рекомендациях, — сказал я, найдя нужную страницу файла, — но может что-то заподозрить, если он запросит меньше.
Мэтью рассмеялся и закивал головой.
Розмари согласилась взять Уильмса на работу с окладом 13 000 франков и четырехнедельным отпуском, и тот принял ее предложение после двухдневного обдумывания. Но ей пришлось ждать еще месяц, в течение которого он учился правильно поливать цветы, гладить утюгом газеты и различать рюмки для портвейна, шерри и ликера.
Я думал, что сведения начнут поступать, как только Уильямс приступит к работе. Но Хакетт повторял мне каждое воскресенье, что надо ждать, ждать и ждать.
— Уильямсу требуется время, чтобы завоевать ее доверие и рассеять малейшие подозрения. Мне потребовалось пять лет, чтобы накрыть торговца наркотиками, который жил на той же улице, через пять домов от меня.
Мне хотелось напомнить ему, что я сижу в тюрьме, что пять лет для меня — очень долгий срок, но я промолчал, потому что видел, как упорно Хакетт и его люди работают, и было бы бессовестно дергать их по пустякам.