— Конечно, — ответила я и передала ему маленький холст.
Я внимательно наблюдала за его глазами, когда он держал перед собой картину. Было похоже, что его больше интересовал Чарли, которого он никогда прежде не видел, чем сама картина. При этом он также поглядывал на Баркера, во взгляде которого, в отличие от него самого, светилась надежда. Наконец епископ переключил свое внимание на картину, улыбнулся и, похоже, застыл, очарованный Девой Марией.
— Что скажете? — не вытерпел репортер.
— Прекрасно. Даже неверующий не останется равнодушным.
Баркер тоже заулыбался и записал его слова в блокнот.
— Вы знаете, — добавил священник, — у меня с этой картиной связано так много воспоминаний, — он замолчал, и мне показалось, что сердце у меня остановится, прежде чем он продолжит, — но, увы, должен сообщить вам, мистер Баркер, что это не оригинал, а всего-навсего копия хорошо известной мне мадонны.
Репортер перестал строчить.
— Всего лишь копия?
— Да, к сожалению. Превосходная копия, сделанная молодым учеником великого мастера, как мне кажется, но, тем не менее, копия.
Баркер не в силах был скрыть свое разочарование и, отложив в сторону свой блокнот, похоже, собирался протестовать.
Епископ поднялся и поклонился в мою сторону.
— Сожалею по поводу доставленного вам беспокойства, леди Трумпер.
Я тоже встала и проводила его к выходу, где нас опять поджидало сборище газетчиков. Репортеры замерли в надежде услышать от священника что-то важное, и мне показалось в тот момент, что это доставляет ему удовольствие.
— Это подлинная вещь, епископ? — донеслось из толпы.
Он едва заметно улыбнулся.
— Это действительно портрет благословенной девы, но именно этот образец является всего лишь копией и не такой уж важной. — Не добавив к этому заявлению больше ни слова, он забрался на заднее сиденье автомобиля, который увез его прочь.
— Какое облегчение, — заметила я, как только автомобиль скрылся из виду. Чарли нигде не было видно. Бросившись назад в кабинет, я нашла его там с картиной в руках. Мы находились в кабинете одни.
— Какое облегчение, — повторила я. — Теперь жизнь может вернуться в нормальное русло.
Ты понимаешь, конечно, что это настоящий Бронзино, — произнес Чарли, глядя мне в глаза.
— Не говори глупостей. Епископ…
— Но ты видела, как он держал ее? — спросил Чарли. В подделку не станешь так впиваться. И потом, я видел его глаза, когда он пришел к решению.
— К решению?
Да, относительно того, стоит ли эта любимая им дева того, чтобы разрушать наши жизни.
— Так что же, мы имели в своих руках шедевр и сами того не подозревали?
— Похоже, что так, хотя я до сих пор не пойму, кто мог взять картину в церкви.
— Уж конечно не Гай…
— А почему нет, он скорее мог оценить ее, чем Томми.
— Но как Гай обнаружил, где она оказалась, не говоря уже о том, какова ее подлинная ценность?
— На мысль об этом его могли навести ротные записи или случайное упоминание в разговоре с Дафни.
— Но это все равно не объясняет того, как он узнал, что это оригинал.
— Согласен, — сказал Чарли. — Мне кажется, что он и не знал этого, а лишь рассматривал картину как еще одно средство, чтобы дискредитировать меня.
— Тогда как узнала эта чертовка?..
— У миссис Трентам было несколько лет, чтобы случайно узнать об этом.
— Боже милостивый, но при чем здесь Китти?
— Ни при чем. Это был всего лишь отвлекающий маневр миссис Трентам, чтобы отвести внимание от себя.
— Эта женщина готова на все, только чтобы уничтожить нас?
— Боюсь, что да. И ясно лишь одно: она отнюдь не удовлетворится, когда узнает, что ее тщательно продуманный план в очередной раз рухнул.
Я без сил опустилась на стул рядом с мужем.
— Что мы будем делать теперь?
Чарли продолжал сжимать в руках маленький шедевр, как будто боялся, что кто-то может забрать его у него.
— Мы можем сделать только одно.
В тот же вечер мы подъехали на автомобиле к дому архиепископа и остановились у входа для торговцев.
— Какое совпадение, — заметил Чарли, прежде чем тихо постучать в дубовую дверь. Дверь открыл священник и, ни слова не говоря, проводил нас к архиепископу, которого мы обнаружили за стаканом вина с епископом Реймским.
— Сэр Чарлз и леди Трумпер, — объявил он.
— Входите, дети мои, — архиепископ встал нам навстречу. — Это удовольствие, которого мы не ожидали, — добавил он после того, как Чарли поцеловал его кольцо. — Но что привело вас в мой дом?
— У нас есть маленький подарок для епископа, — сообщила я, вручая небольшой бумажный сверток его светлости. На лице епископа появилась такая же улыбка, как и в тот момент, когда он объявлял картину копией. Он разворачивал сверток медленно, как ребенок, который получил подарок, зная, что день рождения еще не наступил. Подержав маленькую картину в руках, он передал ее архиепископу, чтобы тот тоже мог полюбоваться.
— По-настоящему великолепна, — сказал архиепископ, возвращая ее епископу после внимательного рассмотрения. — Но где вы собираетесь выставить ее?
— Я полагаю, что ей место над крестом в церкви Святого Августина, — ответил епископ. — И, возможно, со временем кто-нибудь более просвещенный в таких вопросах, чем я, объявит ее оригиналом. — Он поднял глаза и усмехнулся совсем не так, как подобает епископу.
Архиепископ повернулся ко мне.
— Не разделите ли вы с нами нашу скромную трапезу?
Я поблагодарила его за любезное приглашение, и, пробормотав что-то насчет предстоящей важной встречи, мы пожелали им доброй ночи и тихо ретировались прежним путем.
Когда дверь за нами закрывалась, я услышала слова архиепископа:
— Ты выиграл свое пари, Пьер.
— Двадцать тысяч фунтов? — переспросила Бекки, останавливаясь возле 141-го магазина. — Вы, должно быть, шутите.
— Это та цена, которую требует агент, — подтвердил Тим Ньюман.
— Но магазин не может стоить больше трех тысяч, — воскликнул Чарли, разглядывая единственное в квартале здание, которое еще не принадлежало ему, если не считать многоквартирного дома. — К тому же я подписал соглашение с мистером Шнеддлзом о том, что…
— В соглашении ничего не говорится о книгах, — заметил банкир.
— Но нам не нужны книги, — сказала Бекки, только сейчас заметив толстую цепь и замок на входной двери в магазин.