Я погрузился в размышления. Наконец я заметил, что стал привлекать внимание официантов. Я оставил недоеденной полпорции риса с говядиной, взял газеты и вышел. Опять медленно побрел к бару. Дошел до него и открыл дверь. Горел свет, хотя я его выключал перед уходом.
Меня ждал посетитель.
Он сидел у стойки и курил. Увидев меня, встал. Ростом примерно такой же, как я. А во мне метр семьдесят пять. Но весил он, наверное, вдвое меньше. Худенький. Сначала я подумал, что это парнишка. Но нет, оказалось, девушка. С короткой стрижкой. В черных джинсах и черной майке — не по сезону. Лет около двадцати или чуть побольше. «Забыл дверь запереть», — подумал я. Но у меня никогда и привычки такой не было. Воровать-то нечего.
Девушка посмотрела на меня и вдруг спросила:
— Ты ранен?
— Мы где-то встречались? — сказал я.
В бар она не заходила. По крайней мере, до сих пор.
— Нет. Сегодня в первый раз, — ответила она. — Так ты ранен?
— А что, похоже?
— Похоже, похоже. По такому лицу, как гнилое яблоко, любому станет понятно. Или подрался?
— Вроде того. А ты кто?
Девушка сложила руки на груди и посмотрела на меня. Медленно выдохнула огромную струю дыма. Дым гигантским облаком окутал меня. Такая тощая, а объем легких будь здоров.
— Ты ведь Кикути. Тосихико Кикути. А сейчас тебя, кажется, называют Кэйскэ Симамура.
Я уставился на нее. На девчонку, от которой впервые за двадцать лет я услышал свое настоящее имя.
— А теперь все современные девушки отвечают вопросом на вопрос? Ты кто?
— Я Токо Мацусита.
Я протянул руку:
— Удостоверение личности.
— Ну и ну. Ты всегда с клиентами себе такое позволяешь?
— А сейчас бар закрыт. Так что ты не клиент. А посторонняя.
— Какой ты осторожный. Только с виду тормоз.
Я улыбнулся. Она посмотрела на меня, усмехнулась, спокойно достала из сумки листок бумаги и положила мне на ладонь. Студенческое удостоверение университета Дзёти. Имя и фамилия — те, что она сказала. Адрес: район Уэхара на Сибуе. Родилась в январе семьдесят второго. Двадцать один год.
Я вернул ей удостоверение.
— А если я скажу, что ты обозналась?
— Нет, не обозналась. Я поняла это по твоей улыбке. Абсолютно беззаботная улыбка. Точь-в-точь, как говорила мне мать. Даже беззаботней, чем я думала.
— Мать?
— Юко Эндо. Это ее девичья фамилия. Эндо пишется: «Эн» как «сад», а «До», как «храм». Не забыл?
Я еще раз молча пристально посмотрел на нее. Она усмехнулась:
— Не смотри так на меня. Хотя я и привыкла, что мужики на меня пялятся, непроизвольно руки чешутся заехать по кумполу.
— Твою маму я не забыл, — сказал я.
— Еще бы ты забыл. Ты же не в маразме, чтобы забывать женщин, с которыми жил. Или у тебя столько жен было, что и со счету сбился?
— Нет. Вместе я жил только с одной.
Девушка потушила сигарету в стоявшей рядом пепельнице. Тонкими пальчиками аккуратно сломала «Хоуп» [10] на две половинки у фильтра.
— Ты жил с мамой всего лишь три месяца, да?
— Да, всего лишь три месяца.
— Сними очки, — попросила она.
— Зачем?
— Дай посмотреть, что там у тебя.
— Не надо. Само пройдет. Не впервой. Наверное, столько же, сколько раз на тебя мужики пялились.
— Нда-а, — пробурчала она. — А я-то думала, что в нашем мегаполисе уже вымерли такие неандертальцы, как ты.
— Вот именно в мегаполисе и можно выжить. Посмотри на тараканов.
— Мама говорила, что организм у тебя крепкий, а вот по части мозгов одно твое достоинство — ворчать и огрызаться.
— Я и сам так думаю. Но откуда ты знаешь об этом баре?
— Мама сказала.
На мгновение я онемел. Юко знала про бар… Помолчав, я спросил:
— А откуда она знала?
— Проезжала на машине по улице Ясукуни и случайно увидела тебя. Тогда она остановилась и посмотрела, куда ты вошел. Увидела табличку «Гохэй». Подождала немного — стали собираться посетители. Одного из них она расспросила о тебе, описав твою внешность, и поняла, что ты работаешь барменом. Ей и имя твое сказали, без проблем.
Я вздохнул. Я был похож на больного раком. Все вокруг все знают, кроме меня.
— Странная у вас семейка. Разве матери рассказывают дочерям про своих бывших любовников? И чем она сейчас занимается, твоя мать?
— В твоей газете об этом написано.
Я вспомнил список пострадавших от взрыва, напечатанный в газете. И в телепрограмме сообщали ее фамилию. Сорок четыре года.
— Мацусита… Юко Мацусита? Это она?
Девушка удивленно посмотрела на меня.
— Да. Как ты хорошо помнишь фамилии пострадавших.
— О ней сказали: тяжело ранена. Больше никакой информации не было. Как ее состояние?
— Она умерла. Сегодня утром.
Я замолчал. Стало тихо. Так тихо, что послышались порывы ветра за окном. Мне показалось, что температура в баре понизилась на несколько градусов. Для меня смерть человека — дело привычное. Но, похоже, я ошибался. Я зашел за стойку. Взял бутылку виски. Я наливал виски в стакан, и горлышко бутылки дрожало. Когда оно касалось края стакана, раздавался звон. Я сделал небольшой глоток. Странный вкус. Такое впечатление, будто я пью совсем другой напиток. Оставив свинцовый привкус во рту, виски ухнуло на дно желудка. Я сделал второй глоток, и стакан был пуст.
Понаблюдав за мной, она наконец произнесла:
— Похоже, руки у тебя трясутся не только от той новости, которую ты услышал.
— Хроническое заболевание.
— А что, алкоголизм — это болезнь?
Я вспомнил, как вчера думал о том же самом. И налил второй стакан.
— А ты очень спокойно держишься.
— Прошло шесть часов после ее смерти. Нужно было договориться о похоронах и поминках. Удобная система. Я поняла: она специально сделана для того, чтобы на некоторое время забыть о смерти.
Я молча смотрел вниз, на стакан. Вскоре я услышал ее голос:
— Мама говорила много раз. Хотя ты и беспечный, но душевные потрясения выбивают тебя из колеи. Поэтому и бегаешь. А случай семьдесят первого года уже давно стал историей.
— Ну-ка погоди. — Я поднял глаза. — У тебя же только что умерла мать. Что ты тут делаешь?