Оставшись наедине, исследователи отправились в бар отеля, где уединились от остальных гостей за самым дальним столиком. Питер набил свою трубку.
— Патрик, что вы думаете о той женщине?
— Она говорит немного путано, но что-то она точно знает.
— Я тоже так думаю. Я бы даже сказал, что уверен в этом. Но задерживаться дольше не имело никакого смысла. Она наверняка еще даст знать о себе. Поэтому я оставил Себастьяну номер нашего факса.
— Почему вы так уверены? Мне кажется, это совершенно не в ее интересах. Кстати, а что такое каббала?
— Почему так уверен?.. Ну, я слишком хорошо знаю Себастьяна. Он, безусловно, выдал себя. Этот рисунок, вне всяких сомнений, имеет большое значение для братства. Кто-кто, а наш друг в этом не ошибается. Он же на протяжении нескольких лет не только был гроссмейстером, но и вел дела ложи. А теперь он не может прыгнуть выше нынешнего гроссмейстера, а следовательно, сам ничего рассказать не может. Но уже одно то, что нас впустили в замок, свидетельствует о том, какое важное значение они придают нам с вами. И это только со слов Себастьяна. Теперь она хочет выудить из нас информацию. Полагаю, эта тайна имеет непосредственное отношение к самому сердцу ложи и, как следствие, вызывает их неподдельный интерес.
— И сейчас вы хотите подождать, пока что-то не «придет в голову» нашей коллеге?
— Именно. Если она начнет искать, то номер нашего факса приведет ее прямиком в Женеву. Но там она наткнется на гранит, в этом мы стопроцентно можем положиться на Элейн. Ей просто-напросто ничего не останется, как позвонить нам еще раз.
— Имеет ли это какое-то отношение к смешению языков, о котором вы говорили?
— О чем вы? — Питер выпустил густое облако дыма в потолок и искоса посмотрел на Патрика.
— Ну, с одной стороны, мы находим странную мультилингвальную пещеру, в честь которой проект называется «Вавилон». С другой стороны, загадочная дама в капюшоне несет какой-то вздор о смешении языков. Мы показываем ей рисунок из пещеры, и она вмиг становится нервной. Действительно языки имеют какое-то отношение друг к другу?
— Что ж, пещера, безусловно, не имеет никакого отношения к библейскому смешению языков, если вы это имеете в виду. Легенда о строительстве Вавилонской башни, которую Рене связывает с основанием масонской ложи, не более, чем легенда. Прототипом ее, скорее всего, стала древняя башня шумерского города Ура. Шумерская империя со временем пала, а на ее землях на протяжении нескольких веков пытались ужиться бедуины, кочевники и воины, говорящие на абсолютно разных языках. Это приблизительно второе или третье тысячелетие до рождества Христова. А наличие латыни на стенах пещеры свидетельствует о том, что она была расписана как минимум на две тысячи лет позже. Поэтому прямой связи там быть не может.
Патрик прикурил сигарету.
— Так, это мне понятно. Пещера вряд ли имеет какое-то отношение к Вавилону, как, вероятно, и ложа. Но что я хотел сказать: может, историю о Вавилонской башне придумали позднее, потому что она подходила как нельзя кстати. А вдруг первоисточником и была наша пещера?!
Патрик заметно разгорячился.
— Может, этот C.R.C. был основателем ложи и в свое время собственноручно расписал стены и потолок пещеры. Вдруг он хотел передать своим сторонникам, или ученикам, или кому-нибудь еще какую-то особенную тайну? А та заговорщицкая Рене считает себя его последователем. Но, к сожалению, сведения о том, где находится пещера, были утеряны, и взамен исторической пещеры придумали легенду о Вавилонской башне. Это и масонам, честно говоря, больше подходит.
— Да, звучит вполне правдоподобно. Что касается меня, то я не боюсь абсолютно никаких необычных причинно-следственных связей. Но история возникновения ложи, основывающаяся на столь древней легенде, кажется мне весьма сомнительной, если не нелепой. — Специальным приспособлением Питер загасил огонь в трубке. — Если бы мы могли определить возраст надписей в пещере, это помогло бы нам подтвердить или опровергнуть вашу теорию.
— Кроме того, хорошо бы знать, о чем говорится в текстах, — добавил Патрик. — Если какая-то тайна и есть, то наверняка она кроется в них.
— Да уж, помощник-лингвист становится нам нужнее с каждым днем.
5 мая, офис мэра, Сен-Пьер-дю-Буа.
Утро было прохладным, а ночью легкий туман затянул улицы города. В воздухе пахло пиниями и влажной землей, но и офисе Дидье Фавеля, несмотря на распахнутые окна, висел тяжелый запах мастики, пыльных кожаных кресел и дубовой мебели.
— Я очень рад, что вы приняли мое приглашение, — сказал мэр, — пожалуйста, садитесь. Вы, должно быть, очень заняты, и поэтому я не хотел бы долго задерживать вас. Может, вы уже сейчас сможете рассказать мне о ваших достижениях. Я, конечно, совсем не специалист в этой области, поэтому пригласил на нашу встречу Фернанда Левазье — главного лесничего.
Мэр повернулся к неотесанному мужчине с окладистой бородой, который совершенно невыразительно сидел за письменным столом. Из-под засученных рукавов рубашки торчали мускулистые волосатые руки, которым мог бы позавидовать даже самый сильный лесоруб.
— Он дипломированный биолог и занимается проблемами окружающей среды во всем районе Сен-Пьер-дю-Буа. Я попросил его освободить немного времени в ближайшие дни или даже недели, чтобы быть полезным вам.
Исследователи переглянулись. По лицу профессора пробежала улыбка, и он обратился к биологу.
— Профессор Питер Лавелл, очень приятно. Позвольте представить моего коллегу — инженера Патрика Невро.
Биолог кивнул.
— Ну, и как продвигается ваше исследование? — не унимался мэр, погружаясь в свое кресло.
— Месье мэр, — начал Патрик, — для начала мы хотели бы поблагодарить вас за то, что вы нашли время, чтобы ознакомиться с нашими сухими научными выводами.
Дидье Фавель улыбнулся и погрозил своим жирным пальцем.
Патрик открыл папку с документами, в которую выборочно были отложены бумаги, подготовленные организаторами проекта. Среди прочего там лежали и ничего не значащие снимки фрагментов леса, ограждений и разделительные колышки.
— Мы бы не хотели обременять вас этим, — продолжил Патрик, порылся еще немного в папке и захлопнул ее, — короче говоря, мы продвигаемся очень медленно.
— Что, простите?! — щеки мэра налились кровью, и он резко наклонился вперед.
— Мне очень жаль расстраивать вас. Ввиду начатой процедуры мы вынуждены довести до вашего сведения, что ранее оговариваемые нами сроки теперь кажутся нам нереальными.
— Что вы хотите этим сказать? — глаза Фавеля сузились и взяли Патрика под прицел.
— Лучше проинформировать вас об этом сейчас, пока мы можем еще что-то сделать и пока не стало слишком поздно…
Патрик выдержал театральную паузу, а Питер задался вопросом, для чего его коллега затеял эту игру. Исследователи заранее договорились, что выступать перед этим легко возбудимым мужчиной будет именно Патрик. Несмотря на нахальное поведение, у него, безусловно, был опыт ведения запутанных деловых переговоров. А вот Питер не обладал такими способностями из-за своей сдержанной или скорее надменной манеры поведения. Питер мог либо объяснять какие-то вещи, либо, наоборот, выслушивать объяснения собеседника. Компромиссы, лесть и дерзкая ложь отнюдь не были его коньком, в отличие от Патрика.