Он долго молчал, затем уточнил:
– Почему ты так решил?
– Потому что знаю своего президента. Конечно, общался я с ним немного. Но характер понять успел.
– Из этой возни с видеозаписью?
– Хотя бы. Ты грозил, что расскажешь дочке о матери. Но грозил почему-то не самой матери, а президенту Исидзаки. Инвестиции в «Ёсинагу» вы от него уже получили. Не попадись твой Ёда на глаза твоему же Сато – стряпать такую шнягу, как это видео, было бы никому не нужно.
Кацунума глубоко вздохнул:
– Да… Кажется, тут я и правда загнался. Знакомил-то я их без особых планов. Ёсиюки только из Штатов вернулся, ну я и представил его Сато – гляди, мол, какие у нас талантливые экономисты растут. Только этот паскудник сразу на парня глаз положил… Сам-то, болван, даже школу не закончил. Кроме разряда по плаванию, никакой степени в жизни не получал. Вот и комплексует всю жизнь перед учеными. А парнишка эту его слабость мигом просек – да и шасть к нему под крылышко. В общем, отбился от рук козленок, изменил папаше… А про свои амбиции в политике пацан генсеку уже сам рассказал. Так что здесь я лоханулся, ты прав. И про наши с ним отношения тоже все выболтал. Сато мне уже не раз намекал.
– Вот как? Твой дружок тебя уже запугивать начал? Хороши землячки, ничего не скажешь!
– Ничего. Он от меня тоже никуда не денется… В общем, Сато мне задание дал. Придумай, говорит, как устроить парню дебют в большой политике. Вот и все, ничего конкретного. Мог бы меня и не дергать. Со временем и сам бы что-нибудь сочинил. Нет же, приспичило… Я туда-сюда – никаких зацепок. И тут на каком-то банкете у олигархов опять Исидзаки встретил. Рассказал ему проблему – ну, вроде как совета попросил. Он сразу и построился. Сам же мне эту идею с компьютерной графикой и подсунул. Я сперва тоже не верил, что такое возможно, но когда запись посмотрел – загрузился всерьез. Все-таки сильные кадры, никуда не денешься. Сато, конечно, про компьютерный монтаж ничего не знал. Да и откуда? В общем, как ты и сказал, я использовал с Исидзаки последний козырь. Палку пришлось перегнуть, и старик сломался…
Дальнейший его рассказ я мог бы продолжить и сам. Но не захотел. Пока я молчал, Кацунуму снова потянуло на откровенность.
– Но когда он руки на себя наложил, я кое-что понял. После того, как он мне все рассказал перед смертью, я уже и сам пожалел, что так обернулось. Только было поздно… В его самоубийстве, я думаю, две причины. С одной стороны, он хотел защитить компанию, которую создали его предки. Это понятно. Но было еще кое-что. Кое-что поважнее. Он выбрал самоубийство, чтобы Киэ Саэки не узнала правду о своей «сестре». Это я понял без вариантов. Да он и сам в последнем разговоре этого не отрицал…
Да, так оно все и было. Выйди этот проклятый ролик в эфир – бурной реакции публики было бы не избежать. Но тогда пришлось бы рассказать Киэ Саэки страшную правду о том, зачем сделана запись. Значит, она в любом случае узнала бы и еще более страшную правду о своей «сестре» – если не от Исидзаки, так от Кацунумы… Я снова вспомнил слова президента: «Спасибо тебе за все». Он хотел, чтобы на недопустимость компьютерного монтажа указал кто-то еще. Но даже не сделай я этого, он все равно остановил бы выпуск ролика и покончил с собой. Кацунума ошибся: тайна рождения Киэ Саэки – не косвенная причина самоубийства. А самая что ни на есть основная. Исидзаки умер ради этих двух женщин. Он выбрал смерть для того, чтобы их тайна осталась тайной.
Мы молчали. Я больше не различал дороги перед глазами. Просто смотрел в темноту и слушал шорох шин по асфальту. Отчего-то вспомнилась короткая встреча с Исидзаки. Та, когда мы смотрели отснятую мною запись – серый токийский дождь. «До шедевра еще далеко», – пошутил он тогда. Наверное, для старика тот тихий унылый дождь был еще мрачнее, чем для меня эта ночь за окном. Мы сидели и молча смотрели на экран. Таково было наше время вдвоем.
Вот, пожалуй, и закончилась моя работа. Последнее задание в жизни саларимана. Но кроме изматывающей душу пустоты, я не чувствовал ничего.
Постепенно вернулась реальность. Впереди показались огоньки съезда на Иигуру. Следующий съезд будет только на Касумигасэки. Я перехватил поудобнее пистолет.
– О'кей, – сказал я. – Покатались – и хватит. Съезжай с кольца.
Кацунума посмотрел на меня. Без единой эмоции на лице.
– Почему?
– Ты мне честно все рассказал. Дело сделано. До твоего дома отсюда ближе всего.
– Хочешь, чтоб я вернулся домой?
– Ну, я же сказал. Даже если там мусора, вязать им тебя не за что. А скорей всего, уже и нет никого.
– А с пушкой что делать будешь?
Я не ответил. А когда он повернул на съезд, спросил сам:
– Да, и последнее… Где сейчас Дзюнко Кагами?
– Не знаю. Правда не знаю. С месяц назад куда-то пропала. Сато сразу напрягся. Сами ищем, но пока впустую.
– Месяц назад? Тогда же, когда Исидзаки подсунул вам идею о ролике?
– Да.
Съехав с кольца, Кацунума направил машину в сторону Итинохаси. «Кагами-билдинг» остался за нашей спиной. Вдоль тротуаров Гайэн-Хигаси до самого Роппонги растянулась цепочка уснувших такси. В памяти мелькнула улыбка Нами-тян.
Кацунума вел машину, не говоря ни слова.
Я задумался. О том, что Дзюнко исчезла месяц назад, говорила и Киэ Саэки. Месяц, за который и был состряпан этот чертов монтаж. Из соображений секретности сводили, скорее всего, не в Японии. Была бы исходная запись – свести можно где угодно. В тех же Штатах или Корее цифровые технологии сегодня не хуже японских.
На проспекте Мэйдзи, уже недалеко от его дома, я снова посмотрел на пистолет. Взгляд провалился дальше и уперся в мои сношенные туфли.
– Скоро новую работу искать, – сказал я. – Придется купить новые туфли…
– Я смотрю, ты кое-что забыл… – осклабился Кацунума. – Тебе уже некогда искать работу. А захочешь смыться – пострадают люди, которые до сих пор тебя окружали. Очень сильно пострадают. Такие у меня методы. Заруби себе на носу.
– Тогда покажи мне свои туфли.
– Это еще зачем?
– Я трудоголик. На все в жизни смотрю с точки зрения грамотного менеджмента. А вот «брендовых» туфель себе еще ни разу не покупал. Когда работал менеджером, любую обувь стаптывал слишком быстро… Черт с ней, с новой работой. Но все равно интересно, какие туфли носит мафиозное начальство.
– Ох и странный ты тип… – озадаченно покачал он головой. Но оторвал левую ногу от пола. Его туфля сверкала как зеркало. Уж не знаю, какой там был бренд, но со мной эта обувь явно ничего общего не имела.
Я приставил пистолет к его туфле и спустил курок.
Салон наполнился диким воплем и запахом пороха. Машина вильнула. Я вцепился в баранку, выправляя курс, и сразу же огляделся. Слава богу, ничьего внимания мы не привлекли. Что же до звука выстрела, то он слишком похож на обычную детонацию в камере сгорания.