Ранее в этом году многие подозревали Эванса в убийстве его богатого наставника, доктора Августа Стрикленда. Теперь некоторые утверждают, что пожар на Вашингтон-Мьюс был попыткой прибавить миллионы к новообретенному состоянию Эванса. Не погиб ли Эванс случайно, при попытке лишить жизни свою богатую невесту? Наш источник подтвердил эти подозрения. Но Эванс мертв, поэтому теперь сделать почти ничего невозможно».
Хейвен нисколько не сомневалась, что перед ней — самые дешевые сплетни, и все же жестокость рассуждений ранила ее. Она быстро пробежала глазами остальные вырезки в блокноте. Большая часть представляла собой колонки светских сплетен, но было и несколько серьезных полицейских отчетов из «New York Gerald Tribune». Скандальные публикации в газетах не умолкали еще несколько месяцев, а официальное расследование смерти Августа Стрикленда завершилось с гибелью Этана Эванса. Но самые интересные сведения Хейвен обнаружила на последней страничке блокнота. «Пожертвовано Нью-Йоркскому историческому обществу Френсис Уитмен, 1995 г.». Этими словами был озаглавлен маленький листок бумаги. Текст был напечатан на пишущей машинке. О такой вероятности Хейвен не задумывалась. У Констанс могла остаться родня в Нью-Йорке.
Хейвен вдруг почувствовала, что, кроме нее, в зале еще кто-то есть. Она оторвала взгляд от блокнота и увидела невысокую непримечательную женщину. Та стояла на пороге и смотрела на нее. Женщина коротко мрачно кивнула Хейвен и направилась к дальнему концу длинного стола. Подол мешковатой серой юбки задевал ее лодыжки. Через несколько секунд в зал вошел мужчина в брюках «Dockers» [15] цвета хаки и пошел вдоль стола к одному из стульев, стоящих напротив камина. Усевшись, он раскрыл книгу без названия на обложке.
Хейвен надеялась на хоть какую-то компанию, но почему-то эти посетители читального зала только добавляли уныния к атмосфере помещения, поэтому Хейвен занялась другими материалами, лежавшими в коробке. Несколько пожелтевших листков со статьей Августа Стрикленда, в которой он изложил задачи общества «Уроборос». Эта организация, как писал он: «приветствует граждан обоих полов, любых рас и вероисповеданий, готовых употребить свои данные Богом таланты для совершенствования мира». Затем Хейвен несколько минут рассматривала официальное фото, сделанное в первые годы существования общества. В центре группы людей стоял Стрикленд, окруженный десятком улыбающихся последователей. Он был невысокого роста, но казался выше за счет пышной седой шевелюры. Его любящий взгляд был направлен на молодого человека, стоящего рядом с ним. Этан Эванс улыбался, глядя в объектив фотоаппарата. Выражение его лица было совершенно безмятежным.
Хейвен положила фотографию рядом со страничкой блокнота, к которой была приклеена газетная вырезка. Какой же Этан Эванс был настоящим? Беззаботный молодой человек или ухмыляющийся убийца? Констанс еще предстояло многое открыть Хейвен. И если Хейвен не сможет больше узнать о прошлом, то она, скорее всего, никогда не узнает всей правды об Этане.
Покинув Историческое общество, Хейвен обнаружила, что створка ворот Грамерси-парка распахнулась. Хейвен юркнула в ворота, пока они не успели закрыться. Женщина средних лет, вышедшая из парка, свирепо зыркнула на нее, но Хейвен это не остановило. Пройдя по дорожке, она вскоре увидела пустую деревянную скамейку, стоявшую напротив особняка общества «Уроборос», и села. Она надеялась, что это зрелище вызовет у нее видение, но сначала ничего не происходило. Посещение Исторического общества принесло Хейвен только чувство холода и одиночества. Неужели Констанс была убита тем, кого она любила? Неужели она хотела, чтобы Хейвен узнала именно об этом?
— Он тебя недостоин.
Мужской голос прозвучал совсем рядом, всего в нескольких футах. Хейвен вскочила, ожидая увидеть кого-то, кто к ней незаметно подкрался. Но в парке не было ни души. Быстро сгущались сумерки.
— Твоя бабка очень глупо поступила, оставив тебе эти деньги, — сказала ее мать. Они пили чай на террасе, под открытым небом. Далеко внизу под солнцем ранней осени зеленел Центральный парк. — В конце концов, за тобой начнут волочиться все недотепы, все неудачники в городе.
— Бабушка хотела, чтобы я употребила деньги на самостоятельную жизнь. Чтобы я вышла замуж по любви. Или вообще не выходила замуж, если я предпочту это.
Ветерок шевельнул край скатерти. Элизабет Уитмен поправила прическу. Ее волосы были тщательно скручены и стянуты на затылке золотой заколкой.
— Глупая старуха. Настоящую любовь ты познаешь, только если выйдешь за мужчину, у которого денег больше, чем у тебя.
— В любви я предпочитаю доверять своему чутью, мама, и это меня очень радует.
— Надеюсь, ты намекаешь не на того молодого человека, с которым познакомилась в Риме. Мне очень не хочется приносить тебе дурные вести, милая, но все в городе только о том и говорят, что он охотится исключительно за твоим состоянием. И у меня имеются весьма достоверные сведения о том, что большую часть детства он провел в закрытом приюте.
Констанс пожала плечами.
— Пусть болтают, что хотят.
— Мне все равно, что тебе говорит Август Стрикленд, юная леди. Ваше финансовое положение и воспитание таковы, что вы — не пара. Кстати, не далее как вчера я познакомилась с молодым человеком, который тебе просто идеально подходит. Его зовут…
— Не старайся, мама. Мне неинтересно.
Мать Констанс так поджала губы, что девушка поняла: разговор очень скоро может принять серьезный оборот.
— Я очень надеялась, что до этого не дойдет, Констанс. Но боюсь, мы с отцом просто не можем позволить тебе видеться с этим Этаном Эвансом, покуда ты живешь под нашей крышей.
— В таком случае, мама, я должна тебя известить о том, что не намерена долее жить с вами под одной крышей. На следующей неделе я переезжаю в центр.
Мать Констанс расхохоталась.
— Чушь! Дом твоей бабушки слишком велик для девушки твоего возраста.
— Я не собираюсь жить в доме.
— Где же тогда? — ахнула Элизабет Уитмен. — О, Констанс, только не это! В конюшне?
Хейвен ощутила, что к ее пальцам прикасается трава. Где-то в вышине прозвучал мужской голос.
— Как думаешь, что с ней случилось?
— Понятия не имею, — ответил второй мужчина.
— Может, стоит «неотложку» вызвать?
— Не знаю.
Хейвен открыла глаза. Рядом с ней на корточках сидели двое мужчин. Один, в синем костюме, был тот самый, которого она заметила в магазине на Элизабет-стрит. Второго, в брюках цвета хаки, она видела в читальном зале Исторического общества.