Грегору очень хотелось верить, что ему удалось привести достаточно убедительные аргументы для того, чтобы сохранить им жизнь.
— Продолжай рассказ, Наземный. Что случилось потом, когда ваши пути разделились? — спросила судья.
Грегор глубоко вздохнул. Эта часть истории была самой трудной. Он рассказал, как они вошли в Лабиринт, как оставили Вертихвостку, как наткнулись на конусообразную пещеру и стали свидетелями кровавого боя между Золотцем и Капканом.
По толпе снова пробежал гул — и Грегор решил, что они довольны тем, что Капкан мертв.
Внезапно гул затих, и все повернули головы: в дверях появилась Нерисса, которую поддерживал под руку Викус. Королевская мантия нелепо смотрелась на ее костлявых плечах. На голове не было ни короны, ни тиары, ни даже золотого ободка — никакого символа королевской власти. Нерисса щурилась, будто свет был слишком ярок для ее глаз.
Викус и двое гвардейцев помогли ей занять место на троне. Она села на самый краешек, и видно было, что сидеть ей на нем неудобно, совсем неудобно.
— Королева Нерисса, хорошо ли вы себя чувствуете, чтобы принимать участие в судебном заседании? — спросила дама-судья нейтральным тоном.
— О да, — ответила Нерисса. — Я уже бывала здесь раньше, хотя и не помню когда.
Вот из-за таких высказываний многие и считают ее чокнутой, подумал Грегор.
— А о чем идет речь? О государственной измене? — с сомнением произнесла Нерисса.
И Грегор понял, что она понятия не имеет о том, что происходит. Женщина-судья сказала очень медленно, стараясь, чтобы ее слова звучали отчетливо:
— Да, им всем предъявлено обвинение в государственной измене.
Нерисса некоторое время смотрела куда-то на стену, потом покачала головой:
— Забудьте обо мне, не обращайте на меня внимания. Я только что проснулась.
— Вы хотите, чтобы мы начали с самого начала? — спросила судья.
— Нет-нет, продолжайте! — торопливо произнесла Нерисса.
Растрепанные волосы закрывали теперь половину лица, а все ее тело сотрясалось от дрожи.
Судья глянула на Викуса, но тот отвел глаза и принялся разглаживать складки на рукаве Нериссы.
Королева ему улыбнулась:
— Я бы съела немного супу.
«Ужас какой!» — подумал Грегор. Ждать от нее помощи было глупо.
Судья повернулась к Грегору:
— Итак, мы остановились на драке между крысами, Золотцем и Капканом. Что было дальше?
Грегор попытался сосредоточиться.
— Ну, мы услышали шорох в одном из туннелей и поняли, что там Мортос. Но туннель был слишком узкий, Арес бы не смог там передвигаться, поэтому я велел ему оставаться в пещере. А сам пошел в туннель. Я был готов убить Мортоса… А потом нашел его, он плакал и звал маму… он так жалобно кричал… Да поймите, вы говорили, что это будет страшная трехметровая крыса! Конечно, никто не мог этого знать наверняка… Но я никак не ожидал, что Мортос — это ребенок.
Нерисса вскочила на ноги:
— Ребенок!
— Да, это был крысиный детеныш, — сказал Грегор, удивленный тем, что она реагирует на его слова.
Она, спотыкаясь, спустилась по ступенькам трона и, шатаясь, пошла вокруг стола, комкая юбку одной рукой, а другой размахивая в воздухе:
— О, Воин! О, Воин! — кричала она отчаянно.
Когда она шатнулась в его сторону, он не знал, что делать: то ли поддержать ее, то ли бежать от нее прочь. Но в конце концов спустился с трибуны и подхватил ее. Ледяные пальцы вцепились в воротничок его рубашки.
— Ты ведь не убил его, не убил? — бормотала она.
— Нет, Нерисса, я его не убил, — сказал Грегор, совершенно сбитый с толку. — Я не смог!
Она издала громкий вопль — и тут же засмеялась.
— Не может быть… Не может быть… — приговаривала она, все еще смеясь. А потом глубоко вздохнула и изрекла. — Значит, мы спасены!
В этот момент она точно была похожа на умалишенную.
«Неужели никто ей не поможет?!» — с ужасом подумал Грегор.
Словно услышав его мысли, подошел Викус:
— Нерисса, дорогая, возможно, тебе нужно было подольше отдохнуть. Ты плохо себя чувствуешь?
— О нет, я в полном порядке! Мы все теперь в полном порядке! — снова засмеялась Нерисса. — Ведь Воин исполнил пророчество!
— Нет, Нерисса, нет. Он не смог убить Мортоса, — мягко возразил Викус.
— Викус, — сказала Нерисса, — ребенок жив. Значит, живо сердце Воина. И крысы не получили ключ к власти!
Викус выглядел так, будто до него только сейчас начало доходить нечто важное. Сначала вид у него был растерянный, потом он пробормотал:
— Так вот о чем говорится в пророчестве Сандвича! Такой вариант мы никогда не обсуждали…
— Какой? — спросил Грегор, который отказывался что-либо понимать.
— Ребенок. Ребенок из пророчества — это не твоя сестра, Грегор! Это Мортос! — сказал Викус.
— Мортос? Но почему часть моего сердца должна была умереть вместе с Мортосом? — недоумевал Грегор.
— Почему ты не забрал его свет? — вопросом на вопрос ответил Викус.
— Потому что он ребенок. И это неправильно, — промолвил Грегор. — Да это… это самое ужасное, что только может быть… то есть… я имею в виду… Если человек может убить ребенка — разве есть тогда на свете какое-то зло, на которое он окажется не способен?
— Это говорит твое сердце, самая чувствительная его часть, — сказала Нерисса.
Грегор сделал несколько шагов и присел на ступени каменного куба.
До него стало доходить, что имеет в виду Нерисса.
УМРИ ЖЕ, РЕБЕНОК. УМРИ, ЧАСТЬ ЕГО СЕРДЦА.
УМРИ, ВЫДЫХАЯ ПОСЛЕДНЮЮ ПРЕЛЕСТЬ ДЕТСТВА.
Значит, часть его сердца… самая чувствительная часть его сердца — та, в которой живет жалость и сострадание. Если бы убил Мортоса, он бы навсегда изменился. Потерял бы самого себя.
— Знаешь, — Викус обращался к одной Нериссе, будто они были в комнате одни, — я постоянно поражаюсь, насколько неверно мы толкуем пророчества Сандвича. А потом наступает момент прозрения…
— И все становится прозрачным, как вода, — согласилась Нерисса.
Викус процитировал следующую строфу пророчества:
ЧТО БЕССТРАШНОГО ВОИНА РАЗОМ ЛИШИТЬ МОЖЕТ СИЛ?
ЧТО ИЩЕТ БЕЗУМНЫЙ ГРЫЗУН, КОГДА КРОВИ ВКУСИЛ?
ЩЕНОК, ЧТО ВЧЕРА ЕЩЕ МОГ ЛИШЬ ПИЩАТЬ И ДРОЖАТЬ,
ЕДИНСТВЕННЫЙ МОЖЕТ ПОДЗЕМЬЕ ОТ ГИБЕЛИ УДЕРЖАТЬ.
— Крысы уже знали, что Мортос родился, — сказал он задумчиво.