— Люкса! Люкса! — позвал Грегор.
Но Люкса была в таком состоянии, что на самом деле не могла говорить.
Не зная, что еще может для нее сделать, Грегор хорошенько укутал ее одеялом. И направился к Авроре. На крыле мыши зияла обширная рана, из которой сочилась кровь.
— Я могу попробовать зашить тебя, — без особой уверенности предложил Грегор.
Он, конечно, умел пришивать пуговицы и даже зашивать небольшие дырки на брюках или футболке, но мысль о том, чтобы воткнуть иголку в нежное крыло летучей мыши, пугала его до дрожи.
— Сначала займись остальными, — ответила Аврора. Она подлетела к Люксе и обняла ее здоровым крылом.
Босоножка все еще спала на спине у Темпа, но лоб ее уже не обдавал жаром. Лекарство, по всей видимости, подействовало и на отца: тот спал спокойным сном, — но Грегор не мог отделаться от тревожных мыслей, таким изможденным отец выглядел. Видимо, крысы морили его голодом. Грегору хотелось бы знать, что еще они с ним делали.
Арес сидел в сторонке, и его поза выражала такую глубокую печаль и отчаяние, что Грегор предпочел оставить его пока наедине со своими мыслями. Предательство Генри стало для Ареса тяжелейшим ударом, и ему потребуется время, чтобы с этим справиться.
От встречи с королем Грызером и его армией никто не пострадал, кроме Авроры и самого Грегора.
Грегор порылся в оставленной Соловет аптечке. Раз уж ему придется зашить крыло Авроры, лучше сделать это как можно быстрее, и слишком долго раздумывать ни к чему. Он нашел упаковку стальных иголок и взял первую попавшуюся. Тут же лежали упаковки с паучьими шелковыми нитями, особо тонкими — для таких случаев. Грегор хотел было спросить у Гокс, какую нить лучше выбрать, но тут же спохватился, вспомнив, как голубая кровь толчками выливалась из ее оранжевого тельца…
Он выбрал нить, которая показалась ему наиболее прочной и тонкой. Со всей осторожностью, на какую был способен, промыл рану на крыле Авроры и наложил мазь, которая, как она объяснила, вызывает онемение и обезболивает. Затем, преодолевая внутреннюю дрожь, начал шить. Ему хотелось покончить с этим как можно скорее, но штопать порванное крыло оказалось нелегким и небыстрым делом. Аврора старалась сидеть неподвижно, но все же время от времени невольно вздрагивала от боли.
— Прости, прости меня! — говорил он всякий раз.
— Нет-нет, не беспокойся, все в порядке, — отвечала Аврора.
Но он не мог не видеть, что ей очень больно.
К тому времени, как Грегор закончил шить, пот градом струился у него по лицу. От напряжения и усталости спина и шея затекли, а руки начали неметь. Но зато крыло было зашито, и шов получился аккуратным.
— Ну, попробуй, как? — попросил он Аврору, и она осторожно взмахнула крылом.
— Отличная работа! — похвалила она Грегора. — Теперь уж мы точно дотянем до Регалии.
Грегор почувствовал огромное облегчение. А еще — совсем немножко — гордость оттого, что справился с такой трудной задачей — и без посторонней помощи.
— А теперь займись собственными ранами, — велела Аврора. — Я все равно не смогу лететь прямо сейчас, пока не пройдет заморозка.
Грегор послушался. Он тщательно промыл рану на ноге и наложил мазь, которую использовала Соловет, на кроваво-красный след крысиного когтя. С носом было куда сложнее. Кровь он вытер, однако нос распух вдвое против обычного и почти наверняка был сломан. Нельзя сказать, что это Грегора испугало. Мальчишки часто себе что-нибудь ломают, то руку, то ногу. Ну, накладывают в таких случаях гипс. Но вот что обычно делают со сломанным носом, Грегор понятия не имел. А потому решил оставить все как есть, рассудив, что неумелыми действиями, да к тому же наощупь, может сейчас только навредить.
Закончив обработку ран, Грегор не представлял, что делать дальше. Тогда он постарался, взяв себя в руки, оценить положение, в котором они оказались. Итак, они сбились с пути. Поесть они смогут еще только один раз. Факел Люксы погас, и единственным источником света для них остался фонарик на каске. Босоножка больна, папа не в себе, Люкса в шоке, Аврора ранена, а Арес в отчаянии. Остаются двое — он и Темп.
— Темп! — позвал Грегор. — Как ты думаешь, что нам делать?
— Я не знать, Наземный, — ответил Темп. — А слышать ты крыс, слышать ты?
— Когда они падали в пропасть? Ты это имеешь в виду? О да, это было ужасно!
— Нет, сейчас. Ты слышать сейчас, слышать ты? — настойчиво повторил Темп.
— Сейчас?! — Грегор почувствовал, как внутри у него все похолодело. — Где?
Он подполз к краю уступа и посмотрел вниз. Там, на берегу, были крысы. Полчища крыс. Некоторые стояли на задних лапах, отчаянно царапая отвесную стену когтями. Другие пытались взобраться по гладкой стене, но срывались и падали. И снова начинали карабкаться, в поисках точки опоры. Это был вопрос времени. Они найдут способ взобраться наверх. Грегор ничуть в этом не сомневался.
Он отполз от края и сел, обхватив руками колени. Что же теперь делать?! Да, конечно, они могут улететь. Аврора наверняка согласится лететь прямо сейчас, узнав, что крысы штурмуют скалу.
Но куда лететь? Света фонарика хватит ненадолго, а дальше они останутся в кромешной тьме, и это при том, что только Грегор с Темпом могут считаться вполне здоровыми и готовыми к новым испытаниям. Неужели они прошли через весь этот ужас только для того, чтобы сгинуть в Мертвых землях?
А может, Викус вышлет им подмогу? Но как он узнает, где они находятся? Да и потом — неизвестно, как обстоят дела в самой Регалии. Грегор и Генри исполнили последнюю строфу «Смутного пророчества». Но означало ли это, что люди победили в войне с крысами? Этого Грегор не знал.
Он зажмурился и прижал ладони к глазам. Никогда еще он не чувствовал себя таким одиноким и беспомощным. Он попытался утешить себя тем, что в «Смутном пророчестве» говорится о смерти лишь четверых и утверждается, что восемь путников останутся живы. «Не знаю, как насчет Живоглота, — он-то, скорее всего, справится, но для того чтобы выжили мы, семеро, — те, кто оказался на этом уступе, — нужно настоящее чудо», — мрачно подумал он.
И чудо произошло.
— Грегор? — услышал он растерянный голос. Такой неуверенный и тихий, что поначалу Грегор решил, что ему показалось. — Грегор, это ты?!
Очень медленно, не веря своим ушам, Грегор повернулся на голос. Отец пытался приподняться на локте. Он дрожал от слабости и тяжело, прерывисто дышал, но взгляд его был осмысленным.
— Папа! — воскликнул Грегор. — Папа!
— Что ты здесь делаешь, сынок? — спросил отец, и Грегор понял, что сознание окончательно к нему вернулось.
Грегор вдруг понял, что не может пошевелиться. Ему бы кинуться в папины объятия — а он почему-то медлил, испытывая необъяснимый страх перед человеком в крысиной шкуре. Вернулся ли к нему рассудок? А вдруг, когда Грегор подползет к нему, преодолев разделяющее их расстояние, папа, его папа, вновь станет бормотать про какую-то рыбу и вновь оставит Грегора один на один с таящей в себе гибель темнотой?