Вар Джахан не ответил. Севатар видел, как в глубине его черных глаз мечутся беспокойные мысли.
— Шесть Великих Рот, — сказал Товак. — Ворон станет одним из Рукокрылых, но ему не дадут людей под начало? Зачем тогда вообще включать его?
Аластор ничего не сказал, лишь натянуто улыбнулся.
— Родился он на Нострамо или нет, он один из нас, и неважно, какая кровь течет в его венах. Восьмой легион — это больше, чем кости и плоть. На Исстваане он заслужил место среди избранных. Вы хотите это оспорить?
— Я — нет, — Товак кивнул Аластору. — Всем здесь известно, что я не держу зла против Ворона.
— Нам нужно время, чтобы это обдумать, первый капитан, — сказал Вар Джахан.
— У вас есть три ночи до того, как я начну собирать свои корабли для похода на Терру.
— Если мы не согласимся с этим… разделением… ты убьешь нас? — спросил Офион.
Севатар вновь улыбнулся своей, словно растянутой крючьями, улыбкой.
— А мне говорили, что ты не мыслитель, капитан Офион.
Севатар высадился на «Свежеватель» в сопровождении Вар Джахана. Экра Трез тащился за ними по пятам. В других легионах прибытие на борт первого капитана и командира судна было бы отмечено хотя бы небольшой церемонией. В Восьмом рабочие ангара и рабы склонили головы в почтительном молчании и постарались как можно незаметней выполнять свои обязанности.
Пока капитаны шагали по темным коридорам крейсера Вар Джахана, Севатар негромко заговорил:
— Я только что понял, что кое-чего не знаю.
Задумчивый тон брата немедленно встревожил Вар Джахана. Он покосился влево.
— Да?
— Что чувствовали терранские воины легиона в тот момент, когда мы все наблюдали за гибелью Нострамо в огне? В конечном счете это не был их родной мир.
Вар Джахан задумался над вопросом, не зная, что ответить.
— Половина легиона — терранцы, Севатар. Ты ни разу не говорил об этом ни с одним из них?
Первый капитан промолчал. Иногда ему приходилось напоминать себе, что у других людей может быть иной взгляд на вещи, отличный от его собственного. Конечно, Севатар знал, что те прожили жизнь по-иному, и их характер сформировался под влиянием другого опыта, но он с трудом мог представить их систему ценностей. Если кратко, он не мог взглянуть на мир их глазами.
Проблема отчасти состояла в том, что он очень редко ошибался. Из-за этого трудно было принимать всерьез взгляды и суждения других людей. Он всегда был таким, даже ребенком. Мать говорила ему, что он перерастет это и станет уживчивей.
Не перерос и не стал.
То же самое происходило и в бою. Он не знал, почему и там отличается от других. Не знал, почему бегает и убивает быстрее, а устает медленней, чем они. Однажды он встретился в поединке с Сигизмундом из Имперских Кулаков — единственным воином за целый век сражений, который оказался равен ему. Схватка продлилась почти тридцать долгих, очень долгих часов, наполненных запахом пота, проклятьями и звоном железа о железо.
Под конец он смухлевал. На глазах сотен воинов из обоих легионов он завершил поединок, ударив Кулака головой и заработав дисквалификацию. Это нарушило правила, а заодно положило конец непрерывной череде побед Сигизмунда.
Верный своей природе, Сигизмунд тогда лишь рассмеялся. Горделивый стоицизм первого капитана Кулаков был столь знаменит оттого, что не лишал его юмор человечности. Севатар всегда завидовал этому, ведь ему самому было так сложно шутить, смеяться и непринужденно сближаться с братьями по оружию.
— Забудь о том, что я сказал, — обратился он к Вар Джахану. — Удачи на совете капитанов, брат. Я займусь перемещением примарха.
Два капитана разошлись в разные стороны. Трез по-прежнему молча поковылял за Севатаром.
«Я знаю твой секрет, Яго». Воспоминание о словах старика неожиданно обдало холодом.
Севатар вошел в апотекарион, отсалютовав трем апотекариям, дежурившим у хирургического стола с распростертым примархом. Те отсалютовали в ответ. Первый капитан приблизился к столу.
— Есть изменения, Вальзен? — спросил он главного апотекария.
— Нет. Он спит.
— Какие-нибудь признаки сновидений?
— Мозговое ауспик-сканирование пока ничего не выявило.
Лицо Вальзена было отчасти аугметическим — серебро и сталь имитировали черты, утраченные после того, как его приласкал цепным кулаком воин из ордена Железных Рук на Исстваане. Черный керамитовый глаз не моргал, губы не шевелились. Севатар никогда не славился прилежанием в изучении истории, но полагал, что сверкающий лик происходит от смертных масок, распространенных среди примитивных культур Древней Терры.
— Будь готов переместить примарха в апотекариум на борту «Сумеречного». Мы уходим через три ночи.
— Разумеется, капитан, — Вальзен заколебался, хотя бесстрастность его хромированного лица не давала понять причину нерешительности. — Почему пожиратель грехов здесь? Я сообщал вам в каждом отчете, сэр, что примарх не видит снов. Присутствие Треза не требуется.
— Я знаю. Не беспокойся об этом.
— Как пожелаете.
Севатар оглядел апотекарион, напоминающий сейчас гудящий пчелиный улей: сервиторов, рабов в хирургических халатах и передниках, и апотекариев легиона, остававшихся рядом с примархом. Он был знаком со всеми тремя воинами-медиками: Вальзен был его собственным апотекарием и офицером атраментаров. Другие двое были из третьей и десятой рот.
— Оставьте меня, — приказал им Севатар. — Даже ты, Вальзен. Очистите апотекарион. Я хочу, чтобы все ушли.
— Капитан…
— У меня есть идея, как вернуть его обратно.
— Сев, я должен остаться. Ты не вправе ожидать, что я уйду.
— Я вправе ожидать, что ты выполнишь мой приказ.
Тут Севатара посетило редкое озарение, и он смягчил свои слова, положив руку на наплечник Вальзена.
— И я вправе ожидать, что ты доверишься мне, брат.
Когда они остались вдвоем, Трез медленно выдохнул. Его сипящее дыхание сплеталось в тошнотворно-влажную мелодию с гудением доспеха Севатара и механическим пощелкиванием медицинского оборудования.
— Так вот почему ты взял меня с собой, — сказал архивариус.
Его голос гулко раскатился по пустой комнате.
Севатар встал над дремлющим примархом. Сейчас, во сне, Курц выглядел не таким усталым и изнуренным тяготами партизанской войны в глубоком космосе, которую он вел на протяжении двух лет в сотнях звездных систем.
Курц был рожден не для этого. Он был верховным судьей, человеком, глядящим прямо в глаза изменникам и предателям во время исполнения приговора. И в кого он теперь превратился? В генерала? В адмирала? В военного вождя, погребенного под грудами тактических и стратегических расчетов и обреченного прозябать вместе со своими сынами на самом краю Галактики.